просто бросивший? Морским людям виднее, что можно старшему, а чего нельзя. Так что, скорее, оставивший. Именно он сейчас и рассказывал, судя по всему, свежие слухи, восставшему из насмерть пьяных Керфу. Мечник внимал каждому слову, мудро качая головой.

— Что, вот так взял и сказал⁈ — поразился безухий, откинувшись и чуть не свалившись — все же, не до конца протрезвел, не до конца!

— Ну не так, конечно! — капитан оглянулся на поток холодного воздуха, кивнул Лукасу, кивнул, проходи, мол, не выстужай нагретое дыханием и пердежом помещение. — Герцог все ж таки, не нам с тобой, друг Керф, ровня! Оне даже срут куртуазно!

— Оставляя палец? — уточнил въедливый студент. — Или бабочки вылетают?

— Я, вам, мастер Лукас, разве сиятельный рыцарь, чтобы знать, как они слабятся⁈ — поразился моряк, зашевелил оскорбленно клочковатой темно-рыжей бородищей, — Знаю точно, что куртуазируя, а вот как именно, тут не скажу, свечку не держал! — для пущей убедительности, рыжебородый потряс в воздухе ножнами с катлассом.

— Друг Лукас, — махнул Керф, — не будь такой нудной плесенью, тут мастер Клафф делится секретными сведениями, а ты рылом крутишь!

— Не просто секретными сведениями, а свежайшими секретами любечского двора, понимать надо! — капитан, подмигнул правым глазом — на левом виднелось бельмо, раскинул пальцы веером в обычном жесте наемников, обозначающем клятву в истинности прозвучавшего.

— Ну если секретами, еще и свежими…

— Братья! — рыкнул мечник, — наш Лукас пребывает в пошлой трезвости, оттого и тошен! Налить! Срочно налить!

В руке у Изморози тут же оказалась чарка, налитая до «пояска». Выше было опасно — тягучая, маслянистая жидкость чутко реагировала на качку. Лукас поспешно употребил и прислушался к продолжившему сплетничать капитану.

— Он ей такой, вы, мол, сударыня, столь умны, что ваших мыслей даже самый глупый золотарь не разберет! И фигура у вас шикарная — хоть граблями в постели ищи! И вы совсем не переборчивы, вот совсем! Каждому вниманье уделить готовы! Даже последнего золотаря не пропустили! И пощечину ей, трах! Все думали, что голова оторвется, и в угол залы укатится!

— Это кого так? — Лукас уточнил у Фазана шепотом — не хотелось пить снова, в желудке и так заворочался неприятный колючий ком. А то ведь от похмельного Керфа просто так не отвяжешься…

— Я и не понял, — признался Фазан, — Какой-то Ульрих, какая-то Фикке… Много слов, тарахтит, я уже запутался…

— А она встает с пола, — продолжил моряк, — за щеку отбитую держится, плачет, но ему такая: «Да ты, бля, охуел, пидор мокрожопый⁈ Берега, нахуй, попутал⁈»

— Что, прям так⁈ — снова округлил глаза недоверчивый мечник.

— Не, ну там как положено у них! Вы, мол, любезный мой супруг, что-то сегодня бледноваты. Рыбный суп не удался? Ну и в том же духе, на полдня! Сами знаете, как блаародные могут языками трепать! Умаешься, пока заткнешь!

Безухий мечник переглянулся с братьями-разведчиками. Все трое гнусно заржали — вспомнили, наверное, как какому-нибудь дворянчику кляп в глотку забивали. Изморозь и сам был не без греха по этой части. Но уподобляться жеребцу на случке не стал.

— А потом? — наклонился к рассказчику Керф.

— Суп с дерьмом! — радостно хмыкнул капитан. — Герцог постоял, послушал, да пошел куда-то ночевать. Говорят, в трех борделях подряд видели! И в «Леопардице», и в «Лошадке»! Под утро из какой-то канавы достали, как не утонул — никто и не понял, но все радуются.

— Силен! — одобрили наемники.

— Подождите! — потряс головой Лукас. — Я чот вот ваще нихрена не понимаю! Что за Ульрих с Фикке, что за герцог, блядь?

— Самые обыкновенные, — снова подмигнул рыжебородый. — Ульрих — герцог Любеча. Фикке — его дражайшая половина. Разве не знал?

— А кто тогда Бурхард?

Капитан Клафф посмотрел на потолок, на свои руки, потом на молодого капитана наемников… Решил, похоже, что молодежь нынче пошла тупая до невозможности…

— Сиятельный рыцарь Бурхард Кристоф, это тот человек, без чьего разрешения даже чайки над Любечем не летают. И он очень недоволен произошедшим.

* * *

Паруса увидели на рассвете. Тусклое северное солнце медленно и очень неохотно начало выбираться из-за горизонта. Легкий ветер разогнал остатки предрассветного тумана…

— Пираты!

Крик с мачты стал горящей головней в муравейник. Все бегут, кричат, командуют, выполняют… Впрочем, хаосом это кажется только на непривычный взгляд! Не прошло и квадранса, как экипаж и пассажиры были готовы встретить врага. И победить. Ну или сбежать, если победа обещала стать призрачной или крайне героической.

Судя по количеству мачт, победы могло не быть вообще — трое на одного. Шанс для пехотной драки, но никак не для сражения на море.

— Расходятся! — снова заорал матрос с мачты. Зря глотку рвал — и так видно, что два холька идут в стороны, чтобы отрезать «Лахтаку» возможные пути отступления.

Капитан Клафф, успевший замотать бороду в толстую неопрятную косу на три жгута, вытащил из ножен катласс, проверил ногтем заточку.

— Ну как? Сгодится головы рубить? — спросил Керф, вооружившись своим двуручным мечом.

— Если вы, мастер, дадите такую возможность! — криво улыбнулся моряк. — А вы, погляжу, и кольчугой не побрезговали?

— Был бы доспех, и его нацепил бы, — провел ладонью по броне мечник, — вода, она ведь даже на вид ледяная, не выплыть. Лишний вес помехой не станет.

— Три вдоха, а на четвертый сердце рвется, — согласился Клафф. — Потому, я обычно своим приказываю за борт в драке не падать.

— И как? — поинтересовался мечник, уточняя нюансы — он всегда тянулся к новым знаниям приличного толка — по борделям пусть юный Лукас бегает, возраст такой!

— Наказывать за нарушения пока никого не пришлось — все тонули! — засмеялся моряк.

— Прекрасный метод, мастер капитан, просто чудесный!

Но драться не пришлось. Пиратский корабль, который весьма споро шел на сближение с галерой, вдруг резко остановился, словно напоровшись на подводную скалу, не отмеченную в портолане. А потом, внезапно перевернулся на бок, коснулся мачтами волн… Миг, и только обросшее ракушкой днище мелькнуло. И будто не было никого…

Два других корабля, вместо того, чтобы пойти на выручку флагману — хотя бы людей попробовать подобрать — вдруг да повезло кому уцепиться за обломок, начали разворачиваться еще быстрее, поднимая все паруса без остатка…

На «Лахтаке» такое поведение противника, разумеется, одобрили, но не выказать презрения к трусам и неумехам, не смогли. Над галерой пронесся шквал радостной ругани пополам с божбой.

Капитан, однако, радоваться не спешил. Сунув катласс в ножны, он, крикнув на шканцы, чтобы шли на место гибели врага, потрусил на нос. Керф с Изморозью последовали за ним.

Где-то через час галера подошла к тому месту, где пиратский хольк выполнил оверкиль.

Быстрая волна уже растащила обломки с места кораблекрушения, но крупные остатки держались вместе, этакой стайкой. Будто дерево, когда-то бывшее кораблем, еще не осознало, что общая дорога кончилась.

«Лахтак» прошел в полукабельтове.

— Смотрите, мастера! — Клафф ткнул пальцем в один из обломков.

Мечник со студентом присмотрелись. Изморозь чуть не вывернуло. На куске обшивки, впившись ногтями в доски, лежал человек. Кусок, даже не половина человека. Ног не было, а вместо таза, в воду тянулись изжеванные волокна мяса, меж которыми виднелись остатки одежды.

— Это, блядь, что такое⁈ — побледнел Керф. — Его жевали, что ли? Пока еще живой был⁈

— Про это вам сиятельный рыцарь определенно не говорил. Не предупреждал о некоторых мелочах, — криво усмехнулся моряк, почесал бороду. — Я вас, кстати, поздравляю с крайне сомнительным достижением!

— Это каким еще? — разогнулся Лукас, вытирая запачканный подбородок.

— Вы видели остатки трапезы Кеглючина. Это Север, мастера наемники, это север!

Глава 17

Что есть Север, что Юг…

Ночью на Архипелаг пришла настоящая зима. Застелила острова первым снегом, заморозила последние зеленые листочки, разбросала хрупкий лед по воде. Радовались киты, пуская фонтаны, радовались моржи, фыркая, словно гигантские ежики, радовались детишки, тут же устроившие войну — мороз еще не крепкий, снег мокрый — скатаешь поплотнее, умнешь, да как дашь в глаз снежком — только тапки с ног слетели!

Один Рыжий не радовался. Он этой ночью чуть, нахрен, не замерз. От пронизывающего ветра не помогали ни сено, щедро наваленое унаками, ни куцее одеяло: ноги закутаешь — жопа мерзнет, жопу укутаешь — пятки отваливаются…

К утру наемник обзавелся громогласным кашлем и шикарными зелеными