соплями. И, глуша сам себя, первый раз за все время, не услышал шагов.

— Привет! — радостно окликнула его Куська. — Привет!

Рыжий с трудом повернул голову — еще и шею застудил, чтоб ее — и каждое движение одаряло хорошей порцией боли.

— Привет! — кивнул девушке арбалетчик и оглушительно чихнул. Перед глазами заплясали светлячки. Заложило уши, а к горлу подкатился пустой желудок — тут же свалился обратно. — Ну, блин…

— Красный медведь — больной медведь? — уточнила Кускикичах.

Вместо ответа, Рыжий высморкался в пальцы, метко швырнул склизкую зелень в заросли, обиженно зашумевшие голыми ветвями.

— Совсем-совсем больной медведь! — радостно возопила девушка.

— Не дождетесь, — прогундосил Рыжий, в голове которого до сих пор гудел перезвон нескольких маленьких, но назойливых колоколов. Хотелось лечь и умереть. А не вот это все.

— Гость к тебе! — так же радостно произнесла Куська. — Привет!

Арбалетчик еще раз высморкался, чувствуя, как из ноздрей и ушей вываливаются куски мозга. Протер слезящиеся глаза, присмотрелся. Нет, не показалось. Кускикичах пришла не одна. Рядом стоял здоровенный — девушка до плеча доставала, разве что встав на цыпочки — унак. В полупрозрачном одеянии — без разделения на штаны и куртку. Насколько он помнил, местные в таких ходили на морской промысел — сшитые из тюленьих кишок камлейки неплохо противостояли воде, протекая — пока новые, разумеется, только по местам неаккуратных швов. Что радовало, ни на поясе, ни в руках у гостя не было заметно никакого оружия.

С другой стороны, болезнь сама по себе делала из Рыжего полуходячий труп. Не опасный ни в бою, ни в драке.

Чуть поодаль, свернулся клубком калан, рассматривал арбалетчика, брезгливо шевелил усами. Наемник его понимал. Хуже последнего бродяги сейчас!

— Приет! — кивнул унак.

— Здравствуй — здраствуй, хуй мордастый! — как можно вежливее произнес арбалетчик, и внимательно посмотрел на Куську. Та, с еще большей радостью закивала, улыбаясь изо всех сил.

— Кайтул Кавканах! * — приложив руку к груди, представился унак.

— Улудал каклахс тангах! — ответно произнес Рыжий и чихнул.

Кайтул испуганно посмотрел на Куську, но та отмахнулась и подошла вплотную к обиталищу Рыжего. Прижалась лицом к решетке:

— Тангах, гость драться учить просит!

— Чего? — не сообразил Рыжий больной головой.

— Ты учить драться гость! — выпалила Куська и задрала нос.

— Кхм… — только и протянул наемник.

— Приет! — вскинул руки Кайтул и оскалился.

— Похож, похож, — шмыгнул Рыжий, утерся пучком травы, вышвырнул испоганенное сено подальше. — Ну прям брат-близнец! Потеряный, блядь, в далеком детстве…

Поняв по тону, что тангах, в общем, не против незваных гостей, хоть и лютой радости отнюдь не испытывает, унак с уначкой, пока сопливый герой не передумал, кинулись разбирать вход. Вдвоем у них получилось быстро — наемник только и успел, что два раз чихнуть и один раз закашляться, чуть не выплюнув легкие.

Выбравшись, Рыжий еще раз оглядел гостя, как там его?..

— Так, а теперь, с самого начала, друг Катул Кантон, или как там тебя? Драться?

— Кайтул! — гордо заявил унак. А Куська свела две ладони запястьями вплотную, и быстро-быстро начала мелькать пальцами, изображая то ли пасть, то ли капкан. Хотя, нет, акулу она не так изображала. И называется та рыба на унакском как-то иначе.

— И чему же я тебя учить-то буду, а Кайтул? — Наемник осторожно поднял руку — каждое движение отдавало болью в шее — почесал затылок.

— Ты убил двух унаков на корабль! Ты убил двух унаков на остров! — Куська проговорила с такой гордостью, будто, то ли сама душила и ломала, то ли в честь нее сопливейший рыцарь Рыжий совершал сии подвиги. — Кайтул просит учить убивать унаков! И ненастоящих!

— Ну если унаков убивать, то это мы к превеликому нашему удовольствию, — осклабился наемник, — прям тут учиться хочет?

Кускикичах обернулась к унаку, что-то быстро проговорила — Рыжий и словечка не понял. Слишком быстро и тихо.

Кайтул выслушал, посмотрел на арбалетчика узкими щелочками черных глаз. Кивнул.

— Да, здесь! — тут же «перевела» Куська.

— Вот и хорошо, ходить далеко не надо, — всем корпусом, по-гиеньи кивнул Рыжий. Шагнул вплотную к унаку, посмотрел ему за плечо… От камлейки остро пахло тюленьим жиром.

А потом резко ударил лбом в лицо. Простуженная шея не дала шарахнуть в полную силу, да и наемник сам не стремился. Полновесный удар ломал противнику нос, зачастую вбивая осколки костей глубоко и насмерть. Не хватало еще пятого унака убить, на зиму глядя! Не заготовишь уже никак: и соли нет, и с солнцем плохо! «Ветровая» же юкола же из унака — вещь самобытная, но странная!

Унак схватился за разбитый нос, отшатнулся. Рыжий подшагнул на ступню, коротко ударил локтем. Кайтул рухнул подрубленным деревом. Наемник за время сидения в клетке изрядно отощал, но все еще пудов пять весил — удар вышел добротным.

Возмущенно засвистел калан, встопорщил густую шерсть на откормленном загривке.

Куська посмотрела на поверженного на землю Пасте-Капкана, перевела взгляд на Рыжего. Тот пожал плечами:

— Сам учиться хотел! Я, что, виноват, что тут доверчивые такие все, а?

— Тангах — дурак! — коротко сообщила девушка и отвернулась. Улыбка, впрочем, на губах осталась.

— Да ну еб твою мать… — выдохнул Рыжий. Скрипя костями и суставами, присел над телом противника, залез под вороткни камлейки, прикоснулся к шее. Под пальцами билась нитка-жилка. — Живой, он, живой! Сейчас встанет!

Кайтул сумел подняться не «сейчас» — с квадранс точно провалялся, вращая мутными глазами. Рыжий даже забеспокоился — а вдруг дураком сделался, от перемешания мозгов в липкую кашу?

Но нет! Унак поднялся, постоял, явно раздумывая — блевать или не блевать, подал руку наемнику:

— Спасибо, медведь! Хорошо учишь! Пойдем!

— Куда? — недоверчиво спросил Рыжий у Куськи. — Опять дохлую акулу смотреть?

— Эпач’о? — засмеялась девушка. — Нет, нет! Кайтул рыф тебе дарить!

— Рыф? — переспросил наемник.

— Рыф!

— Ну ладно… Ничего не понимаю, но спорить не буду, вам, местным, всяко виднее, что за сломанный нос на Архипелаге дарить положено.

Кайтул шел впереди, за ним Рыжий, замыкала семенящая Куська.

Пройдя деревню почти целиком — сквозь просветы меж домами виднелся океан, Кайтул остановился возле одной из полуземлянок. Махнул рукой:

— Твой то-рыф, тангах! Мой — твой! Учи хорошо!

Рыжий к таким подаркам не привык, поэтому, что ответно такого бы красивого сказать, и не сообразил. Хмыкнул только, да прижал руку к сердцу.

Кайтул кивнул, лихо развернулся на пятке — сущий дворцовый гвардеец, право-слово, и ушел, оставив ненастоящего и девушку. Вслед за хозяином потрусил и калан, обфыркав напоследок.

— Пошли, тангах, — потянула его Куська за пояс, — тут жить будешь.

Дверь на веревочных петлях легко отодвинулась в сторону. Рыжий с девушкой спустились по пологому короткому коридору.

Куська нашарила жирник, стукнула острым обломком пирита по огниву. Заплясал огонек. Рыжий огляделся — внутри первый раз!

Четыре столба по углам, сверху соединены рамой с небольшим прямоугольным дымоходом. Крыша из жердей, кое-где видно, что конопатили сухой травой. Стены землянки обшиты тонкими жердочками, тоже проконопачены. Зачем-то два очага. Один ближе ко входу, второй — к задней стене. У боковых стен — нары, застеленные одеялами из шкур, на полу — маты, сплетенные из камыша или чего-то подобного.

Куська со светильником в руках обернулась к Рыжему, улыбнулась — неверный свет добавлял ей притягательности — наемник даже позабыл, что болен.

— Тут жить будешь! Долго жить будешь! Больной тангах если будет, духи обидятся, плохо сделают! Всем унакам плохо сделают!

Рыжий высморкался. Забрал плошку с горящим фитилем из рук девушки, поставил на пол. И завалил Кускикичах на мягкие одеяла.

Кайтул, который тихонько вернулся к своему бывшему дому, с радостью прислушивался к звукам, доносящимся из то-рыфа. Хороший медведь! До осени совсем выздоровеет! И драться, как ненастоящие научит, и духов порадует. Духи любят, когда медведь крепкий!

* Сильный/мощный капкан — беринг. диал. алеутского

Глава 18

Новые лица, новые встречи

Архипелаг показался на горизонте в середине дня, когда солнце, и без того низкое, начало понемногу закатываться, чтобы вскоре утонуть в океане. Сначала путешественники заметили гору, утыкающуюся в небо — облака так и скребли пушистые животы о белую шапку. Оказалось, что это не просто гора, а Адах — вулкан. Не спящий, но дремлющий — из жерла, по словам моряков, время от времени валил удушливый дым, а острова время от времени сотрясали архипелаготрясения.