Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда я снова подошла к дому, Джон уже ушел. «Слава Богу», — прошептала я с облегчением. Когда я поднималась по ступеням, ноги у меня словно налились свинцом, а голова раскалывалась от боли. Открывая дверь подъезда, я думала лишь о том, как скорее добраться до кровати. Почтовый ящик был набит доверху, но у меня не было сил открыть его латунную дверцу. Там, вероятно, счета и рекламные листовки, которые вполне могут подождать до завтра. Все на свете может подождать, пока я не приму горячую ванну и не высплюсь как следует. Я поднесла ключ к внутренней двери.
Вдруг кто-то дотронулся до моего плеча. Я резко обернулась.
— Привет! — произнес до боли знакомый голос, и передо мной возникло не менее знакомое лицо.
— Джон! Как ты меня напугал!
Он улыбнулся своей победной улыбкой. При виде его выступавшей из темноты фигуры я снова почувствовала себя слабой и неуверенной — совсем как в давние времена.
Я искоса взглянула на него, пытаясь получше рассмотреть. Он не слишком изменился за эти годы, только черты лица стали резче и чуть огрубела кожа. В нем всегда было что-то аскетическое. Высокий, худой и угловатый, Ноланд чем-то напоминал деревянную скульптуру апостола в готическом соборе. Я всегда говорила, что с него можно писать фигуру Христа для распятия. Даже сейчас, в синих джинсах и красной фланелевой рубашке, расстегнутой на груди, Джон был похож на монаха. Он был по-прежнему красив той суровой мужественной красотой, которая так притягивала меня в свое время. И та же насмешливая улыбка на лице, которая, как мне не раз приходилось видеть, могла вдруг застывать, превращаясь в жестокую гримасу.
— Привет, Фейт, — произнес он.
В полумраке холла его губы были похожи на темное расплывчатое пятно.
Я почувствовала на себе его изучающий взгляд. Как все это знакомо! Он всегда любил оценивать, как действуют на меня его чары. Пристально смотрел в глаза, пока я не приходила в замешательство и не выдавала себя самым неловким образом, а потом набрасывался на меня, как ягуар, разрывая в клочья мою уверенность в себе. «Вот ведь подлец! — подумала я. — Сразу почуял, как захватить меня врасплох». Он ведь отлично понимал, что после всех этих лет я вряд ли захочу встретиться с ним именно так. Но вот я перед ним, взъерошенная и измученная, в самом неприглядном виде, какой только можно себе представить. Может быть, в первый раз за многие годы.
Я подняла руку, чтобы пригладить волосы. Джон перехватил ее и, чуть задержав, поцеловал ладонь. Я почувствовала прикосновение его языка.
— Ты такая красивая, — сказал он, словно прочитав мои мысли.
— Вздор! — выпалила я, вырывая руку. — Я выгляжу как чучело, и ты прекрасно это видишь.
Он рассмеялся. Я начала устало подниматься по лестнице.
— А почему не во вторник? — с легким раздражением спросила я.
— Я хотел сделать тебе сюрприз, — ответил он, приблизившись вплотную, так что я почувствовала теплоту его тела.
— Зачем?
— Повернись, я хочу посмотреть на тебя.
Обняв меня за талию, он остановился на середине лестницы. Моего тела так долго не касались мужские руки, что я застыла как зачарованная. Он крепко сжал мою талию. Я на минуту забылась, наслаждаясь этим моментом. Потом резко дернулась, чтобы освободиться, но он не отпустил меня, снисходительно бросив:
— Не трепыхайся… Расслабься… Ты как напуганный заяц.
Я повернулась, чтобы посмотреть ему в лицо. Хотя я стояла на ступеньку выше его, из-за высокого роста он оказался вровень со мной. Наши глаза встретились. Он по-прежнему обнимал меня за талию.
— Отпусти меня, Джон. Я так устала. Приходи во вторник, ладно? Как мы договорились.
— Ну, как ты жила все это время? — спросил он.
— Прекрасно. А сейчас я просто устала.
— Ты вся дрожишь.
— Да, но… — пробормотала я дрогнувшим голосом.
— Разве ты не рада меня видеть?
Я чуть поколебалась.
— Я, право, не знаю…
Он нежно поцеловал меня в губы.
— Что значит «не знаю»? А? Что ты не знаешь?
У меня подкосились ноги. Я уже сто лет ни с кем не целовалась.
— Ради Бога, Джон! — вскрикнула я, высвобождаясь из его рук.
Его это задело.
— В чем дело? — искренне удивился он. — Что с тобой происходит?
— Ты думаешь, что можешь вот так… — возмущенно начала я, но тут силы меня оставили. — Ты совершенно не изменился.
— Может, нальешь мне стаканчик? — насмешливо спросил он.
— Нет.
— Ну, тогда чашку чая?
— Нет.
— А как насчет любви? — прошептал он мне на ухо.
— Джон, ты просто невыносим!
— Тогда просто выпьем. Составь мне компанию.
— Нет. Послушай, у меня сегодня нет настроения. Приходи во вторник. Мы поужинаем в хорошем месте, поболтаем, развлечемся.
— У меня и так сплошные развлечения… А у тебя разве нет?
— Зачем нарушать планы? Ведь мы договорились.
— О чем договорились? — игриво спросил он.
Я сделала вид, что не поняла намека.
— Почему общение с тобой, даже самое обычное свидание, всегда превращается в какую-то игру, где правила диктуешь ты?
— Так вот как ты все повернула, — огорченно сказал он. — Ну, тогда извини. Мне просто не терпелось тебя увидеть. Когда я услышал твой голос, то сразу голову потерял. Я думал, это будет очень романтично. Прости, если что не так. Я ухожу.
Он выпустил меня. Я вдруг страшно испугалась. Все повторялось — я его прогоняла, а потом чувствовала себя брошенной и несчастной. Меня разрывали противоречивые чувства.
— Я просто не ожидала тебя здесь увидеть.
— Не переживай, — сказал он, погладив меня по щеке.
Я машинально подняла руку, повторив движение его ладони.
— Я так скучал по тебе, Фейт. А ты?
Я кивнула.
— Тогда пойдем к тебе, — решительно сказал он, обнимая меня опять.
Джон так естественно впорхнул в мою жизнь, словно никогда не исчезал из нее. Мы мило болтали и флиртовали за бутылкой вина. Ноланд похвалил мое жилище, погладил Браша, которого видел впервые, попросил показать ему фотографии моих последних работ, вспомнив, что я храню их в специальном кожаном альбоме. Казалось, его интересует все, что со мной связано. Я достала альбом и показала ему фотографии. Полистав страницы, Джон заметил, что, похоже, моя техника стала еще виртуознее, хотя в этом просто нет необходимости. Этот чуть неуклюжий комплимент заставил нас рассмеяться. Мы оба чувствовали себя легко и непринужденно, никакой натянутости, старых обид и взаимных обвинений. И все же я была настороже. На мой вопрос, чем он занимался все это время, Джон с трогательной скромностью ответил, что ничем особенным — путешествовал, писал, читал лекции. Теперь он вызывает гораздо больший интерес у публики. Получил несколько литературных наград, часто дает интервью и требует высоких гонораров.