В станице пахло весной. От влажных, разогретых солнцем комьев чёрной перекопанной земли тихими ясными вечерами валил пар. Где-то за домами нёс свои мутные воды Терек.

«Ну и благодать же здесь, — вздыхал невольник — И всё этим гадам досталось. У нас-то под Новгородом ещё зима небось, снег лежит повсюду. Ну, или на крайняк грязь под ногами хлюпает. А тут уж деревья не сегодня-завтра зацветут».

И он со щемящей тоской посмотрел на набухшие почки какого-то странного, невысокого, изящного и ветвистого дерева. Такие в его краях не росли.

Вспомнил, как позапрошлой весной, когда его дивизия только входила в Чечню, один солдат из кубанской станицы показал ему эти деревья в садах и сказал, что это персики.

— Видал, Стас? — хохотнул тот. — Гляди, пока жив. А то всё ж на юга попал. У вас там, небось, ничего, кроме картошки, и не растёт?

У кубанца был странный, забавлявший Станислава говор. Он «хэкал», то есть, произносил «г» мягко, протяжно. Так и говорил: «хляди» вместо «гляди». Позже ему объяснили, что на Кубани почти все так говорят.

— Крыжовник растёт, малина, яблоки, — отвечал он.

— Крыжовник? Тоже мне, фрукт! Не фрукт, а кислая сопля в кожуре.

— Сам ты сопля!

Они, сидя на броне БТРа, проезжали через какое-то село. Их глаза напряжённо шарили по сторонам, а указательные пальцы лежали на спусковых крючках автоматов.

Кубанец говорил, что персики очень вкусные, и размером они с яблоко, только мягкие, сочные и сладкие, с бороздками по бокам и твёрдой крупной косточкой в сердцевине. Потом, на рынке Грозного они купили целое ведро персиков и объелись ими до отвала…

Тем временем ко двору с шумом подкатили машины. Зафырчали моторы, захлопали дверцы, послышались зычные голоса. Гаджимурад тут же выскочил из дома и торопливо распахнул ворота.

Во двор въехали две иномарки. Из передней неспешно вылез Идрис Садаев, невысокий, полноватый, в тёмных очках. Снял их аккуратно, заправив дужку в карман модного кожаного пиджака. Султан вышел ему навстречу. Братья приобнялись, коснувшись друг друга щеками. И радостно заговорили разом, скалясь в самодовольных улыбках.

Тем временем из машин вытащили двух человек. Грубо бросили наземь, перед хозяином, сорвали мешки с голов. Станислав, возившийся у пристройки, хорошо разглядел пленников: в измятой одежде, с нечёсаными, спутавшимися волосами, они ошалело озирались по сторонам, часто и испуганно моргая. Солдат сразу догадался, что привезли новых рабов.

Султан сиял. Его толстые губы растягивались в довольной улыбке, а округлый, вываливающийся из штанов живот весь колыхался от радостного гогота. Он деловито оглядел обоих пленников, ощупал их плечи, руки своими толстыми крупными пальцами. Особенно внимательно рассматривал темноволосого и полноватого парня в перепачканных глиной джинсах и разорванной по шву куртке. Тот испуганно сжался и низко опустил голову. Султан грубо схватил его за волосы, рванул на себя и что-то сказал по-русски. До Станислава долетело: «.отец богатый….пусть заплатит.»

Темноволосый захлопал короткими чёрными ресницами и всхлипнул. Чеченец ощерился и с силой хлестнул его тыльной стороной ладони по щеке. Парень заскулил жалобно.

«Ну, ясно. Этот толстый — сынок богатых родителей. За него выкуп потребуют», — сразу сообразил Станислав.

Второго — долговязого, безобразно-худого белобрысого парня — Султан осмотрел придирчиво. Прощупал жидкие немощные бицепсы, грубо скрутил ухо, ткнул кулаком в живот. Затем недовольно, с сомнением покачал головой. Сказал что-то на своём языке брату.

— Работать будешь. Понял? — бросил тот по-русски.

— По… понял, — запинаясь, приглушённо ответил долговязый, мелко подрагивая всем телом и уперев взор в землю.

Гаджимурад быстро и деловито заключил ноги обоих новых невольников в кандалы — старые, дедовские, кованые ещё кузнецом. Затем их пинками погнали к зиндану, и цепи заскрежетали громко и противно. Рабы, потупив взоры, затрусили неуклюже, с трудом подволакивая ещё непривыкшие к цепям ноги.

«Посмотрим, что за люди», — решил Станислав.

Он даже обрадовался их появлению — хоть поговорить будет с кем. Ведь оторванный от мира уже почти год, он совсем не знал, что в нём происходит. Как там сейчас, в России? Не пошлют ли войска сюда вновь? А-то чеченцы-хозяева вон, ухмыляясь, говорят ему без конца:

— Нет больше твоей Русни, схавали мы её. Москва давно под нами. По Красной площади ваших с петлями на шее водим.

«Москва под нами»! Ах, вы, мрази! Ну, погодите, дайте только вырваться отсюда. На новую войну он теперь сам пойдёт, добровольцем. Чтобы жестоко отомстить за каждый день своей неволи, за каждого замученного здесь русского.

Иногда он заводил с Сосланом разговоры о побеге, в те редкие минуты, когда они оказывались вдруг наедине, с глазу на глаз. Осторожные, тихие, прерывистые. Когда рядом кто-нибудь появлялся, они сразу же замолкали, опускали глаза.

Старику солдат всё же не доверял до конца и при нём помалкивал, держа ухо востро. Он опасался, что тот, будучи уже не в силах бежать сам, может из страха или просто по злобе — чтоб не мучиться одному — выдать хозяину их намерения. И это вселяло в него тревогу.

«Если за этого жирного действительно могут дать выкуп, то он в побег вряд ли пойдёт, побоится. «Коммерческие» — они все такие. Сидят тихо, ждут, когда за них заплатят, — продолжал размышлять солдат. — А вот второй — посмотрим. Он, кажется, русский, а раз так, то платить некому. Надо будет поговорить, прощупать его, посмотреть, что да как. Правда, на вид дохляк совсем. Но, может, с душком»?

Приехавшие чеченцы, меж тем, отправились в дом к Султану. Через окно доносился их радостный гогот.

Братья решали, какую сумму они запросят за Ашота. В итоге сошлись на шестидесяти тысячах долларов. А чтобы его родители были сговорчивее, они устроят «этому армянину настоящий ад»: будут его ежедневно бить, издеваться и морить голодом. Умелыми пытками они заставят жалко дрожать каждую жилку его толстого нескладного тела. А когда в насмерть перепуганном, почти помешавшемся от непрерывных страданий армянине угаснет последняя надежда, и он совсем падёт духом, они назовут цену выкупа и запишут на видеокассету его слезливое обращение к отцу с неистовой мольбой «забрать его отсюда и сделать всё, что они хотят». Кассету отправят родителям в Город Ветров. Хотя уже сейчас там надёжные люди распускают повсюду слухи, что сын хозяина кафе в Чечне, сидит в зиндане, и за него ждут выкуп. Морально готовят, так сказать.

Султан довольно скалился:

— Это будет очень выгодное дело, Идрис. Мы хорошо заработаем.

— Думаю, нам не придётся долго ждать. Но если они сразу платить не захотят, то мы отрежем этому Ашоту ухо или отрубим палец. Это надо будет снять на видео и тоже послать его родителям. Я проверял — они действительно богатые люди. А ещё у них валом родственников: в Москве, в Сочи, в Краснодаре. Магазины, кафе-мафе там всякие держат. Торгаши, короче.