Вскоре туман начал оседать. Брайан сходил на охоту. Ферран распотрошил попугая. Мы сварили его в воде. Еда без соли не лезла в горло. Но все старательно ее туда засовывали.

Наконец, часов в десять мы тронулись. Я накинула на плечи рюкзак с притороченным матрасиком и размышляла над извращенностью подсознания, подсунувшего Апони такую же тунху, что и у меня.

Утро началось ярко. С искр в глазах. От вопля Келли я подскочил и стукнулся о металлический угол кресла. «Десять негритят отправились обедать, один поперхнулся, и их осталось девять…», – напел внутренний голос. Кто-нибудь знает, как пристрелить внутренний голос?

Четверо. После того, как «один поперхнулся», осталось четверо. Зато какое разнообразие вариантов развития событий. Хочешь: «Восемь негритят ушли гулять потом, один не возвратился, остались всемером». Или: «Трое негритят в зверинце оказались, одного схватил медведь, они вдвоем остались».

На ходу, не зашнуровывая, я сунул ноги в ботинки, толкнул дверь салона в сторону и спрыгнул вниз. Мозг с отставанием отметил, что место Отавиу пусто. В ушах всё еще стоял визг девчонки. Я пальнул из ружья, чтобы показать, что спешу на помощь. Густой туман прятал сельву от глаз чужаков. А жертву – от глаз спасителя. Крик не повторялся, и я бросился к костровищу. Одного утра для статистики недостаточно, но вчера она была там. Хоть какой-то ориентир, когда видимость всего пять шагов вперед.

Оказалось, он «просто пошутил»! Я чуть не поседел, пока бежал, а он «просто пошутил». И эта коза тоже! Что ее потянуло на свежий воздух в непроглядном тумане? Что ей мешало в самолете устроиться? И вообще, что это за навязчивая привычка: рисовать по утрам? Нормальные люди по утрам трусцой бегают, зубы чистят, кофе пьют… А не вырисовывают с фанатичной погруженностью полуобнаженных индейцев.

Я еще долго пытался унять сердечную дробь и надеялся, что не очень заметно, как у меня дрожат руки и колени. Впрочем, вскоре жизнь вернулась в обычную колею, если автономное выживание в сельве можно так назвать. Провинившийся колумбиец немного притих и не бузил. Келли меня всё же нарисовала. Правда, Эндрю тоже. И даже Отавиу, хотя он, по-моему, этого вообще не заслужил.

Покидать «насиженный» лагерь совсем не хотелось. Какая-никакая, а цивилизация. Крыша над головой, есть где посидеть. Радовало одно: начнем подниматься в гору – станет холоднее и исчезнет гнус, который донимал нещадно. Благодаря «шутке» одного идиота встали мы рано, и на дорогу был почти весь день. Когда наше вынужденное пристанище скрылось за деревьями, я «вспомнил», что забыл там котелок. Он был заранее припрятан в самолете. Колумбиец на это поинтересовался, не забыл ли я мозги. Я возразил, что даже если и забыл, то у меня они хотя бы есть.

В общем, оставив остальных ждать, я вернулся. Наша компания, расслабившись, хаотично шастала между самолетом, костром и по округе. А мне нужно было проверить тайник. Просто убедиться, что всё в порядке.

Я нырнул в салон, чтобы вытащить из-за заднего сидения котелок, и поспешил в багажное отделение. Тайник был в самом конце, под фальшивой панелью, которая держалась на двух болтиках. Две других головки были приклеены для вида. На первый взгляд панель выглядела абсолютно обычной частью внутренней обшивки. Если не знать, где открутить.

Но кто-то знал. Более того, панель теперь держалась на одном болте. От волнения нож слетал с минусовой головки, но болт всё же поддался. Я облегченно выдохнул. На первый взгляд все пакеты были на месте. Я пересчитал. Ровно столько, сколько было при приземлении. Тогда зачем его вскрыли? Вывод: чтобы убедиться, что груз на месте. А почему он в полной сохранности? По той же причине, по которой я не беру пакеты проверить на отпечатки. Слишком заметная деталь багажа. И слишком опасная. Нет, кто-то вскрыл тайник, проверил и наживил панель, даже не заморачиваясь вторым болтом. То есть был убежден, что никто, кроме него, про секрет не знает.

Я последовал его примеру и на скорую руку прикрутил люк. Выходит, всё же убийца пилота на борту. Если он умел управлять самолетом, почему не использовал свои навыки при аварии? И почему мы еще живы? В общем, вопросов было больше, чем ответов. Но главным из них был: «Кто?» Господи, ну, какой из меня Эркюль Пуаро? Даже с Шерлоком Холмсом у меня теперь общего только гражданство да умение играть на скрипке. Да, есть за мной такой грешок. Я всё же аристократ. И папочка56 мой аристократ, и дедушка мой аристократ, и мамулечка моя больна на голову идеей вырастить меня достойным преемником великих предков.

Возвращался я куда более озабоченным, чем ушел. Даже Отавиу это заметил и спросил, удалось ли мне найти забытые мозги. Я вопрос проигнорировал, настолько упало настроение.

Мы решили идти строго на восток, пока не выйдем к горам. Там будем ориентироваться по перевалам. Сначала идти было довольно легко. Похоже, мы приземлились на небольшом взгорке. Поэтому и гнуса там было терпимо, и почва посуше. По мере продвижения вперед под ногами начало чавкать, и трава образовала непролазный ковер. Пришлось обзавестись палками-посохами – не дай бог, занесет в болото. Или на змею какую-нибудь наступишь. Или на каймана. Шутка. Кайманы появятся, когда до реки доберемся. Судя по предвестникам, до нее осталось уже недолго. Кусачие твари обрушились на нас ливнем, только успевай отмахиваться. Тавиньо не отказывал себе (и тварям) в добром слове. Он вообще на ненормативную лексику был щедр. Даже к двуногим. Что говорить о двукрылых? А вот Келли, которую я обвинял в том, что она вскоре запросится на ручки, шла молча. Она двигалась экономно, ступала осторожно, палкой орудовала, будто родилась индейским следопытом. Черт-те что, а не гламурная парижанка. Эндрю тоже нормально держал темп, хотя было заметно, что идти ему нелегко. Видимо, вчерашние ботанические открытия еще сказывались на самом неподходящем для ходьбы месте. Благо шли мы не торопясь. Не из гуманных побуждений, а потому что по-другому не получалось.

Вскоре впереди послышался плеск воды.

– Воду из реки не пить! – предупредил я. – Набираем пустые бутылки, в лагере кипятим.

– А искупаться можно? – спросил Эндрю.

– У тебя есть лишние части тела? – полюбопытствовал я.

– Местные на перегоне скота через реку жертвуют пираньям корову, – поделился познаниями Отавиу. – Ее отправляют первой, и вода вскипает кровавыми брызгами, – добавил он для полноты картины. – И пока рыбки отвлеклись, пастухи быстро перегоняют остальное стадо.

– Здесь водятся пираньи? – насторожился американец.

– Даже если не водятся, желающих поживиться и без них будет предостаточно, – заверил его я.

Эндрю задумчиво умолк.

Вскоре показалась река. Деревья словно расступились, открывая стремительный водный поток. Неширокий – метров семь-восемь. Судя по скорости течения, мы были у самых гор. Вода бурлила, омывая крупные валуны. У основного русла почва превратилась в грязное месиво, и передвигаться приходилось по кочкам и камням. Тоже, хочу сказать, аттракцион не для слабонервных. Нам пришлось немного пройти вдоль реки, чтобы найти более-менее подходящее место для переправы.