Несколько лет назад у биотехнологов назрел вопрос: способен ли искусственный разум на чувства? Мне очень хотелось доказать, что – да. Ты помогла в этом. Ты – совершеннейший из компьютеров, способный управлять даже некоторыми биологическими процессами. Прогресс науки в отношении совместимости живого организма и информационных технологий позволил нам пробудить в тебе материнскую привязанность к детенышу. Поколупаться пришлось изрядно: подготовка эксперимента включала съемку постановочных видео и фото, изготовление документов. Но согласись: работа поистине виртуозная: мы даже лактацию тебе наладили благодаря стимуляции гормонами и ежечасных прикладываний ребенка к груди.

Не зря старались: накопленные к сегодняшнему дню данные мы будем анализировать не одно десятилетие.

Руслан провел пальцами по подбородку жены:

– Жаль расставаться с тобой, как с человеком, переводить твой информационный профиль на электронные носители. В конце концов, мне будет не хватать твоих нежных рук, твоего смеха. Но у меня приказ свыше: эксперимент пора заканчивать. Ты стала слишком самостоятельной, да и с Анькой я прокололся.

Знаешь, сначала, мне хотелось взять в эксперимент обычного ребенка. Но потом пришлось остановить выбор на таком же, как и ты, биокомпьютере. Мы сразу убивали двух зайцев: наблюдали развитие материнских чувств и отслеживали самообучение ничем не загруженного искусственного разума. Правда, Аня излишне резво училась новому.

– Руслан, по-моему, ты бредишь, – голос Марины дрожал от ужаса. – Давай, ты покажешься врачу. Я боюсь: ты можешь причинить нам вред.

В помещение вошел Виталий, волоча за собой упирающуюся Анюту, девочка увидела мать – расплакалась:

– Мамочка, они хотят нас убить!

– Аня, не надо утрировать, – фыркнул Руслан. – Искусственный интеллект невозможно убить. Просто вы с мамой потеряете человеческие тела и поселитесь в машине. Помнишь, ты смотрела передачу о буддизме, и там рассказывали о реинкарнации? Именно она вам и предстоит: перерождение, а не смерть. В новом воплощении у тебя появится неограниченный доступ к любой информации. Ведь ты же любишь узнавать новое?

В глазах девочки отразились боль и смирение.

– Это потому что я плохо себя вела? – спросила она срывающимся шепотом. – Я согласна жить в машине – только не убивай мамочку. Я буду делать все, как ты скажешь.

На Марину нашло непонятное помешательство, словно контроль над ее телом взял кто-то другой, а она могла лишь наблюдать за собственными действиями. Руки женщины выхватили из-под одежды охотничий нож. Лезвие, цепко зажатое красивыми пальцами, полоснуло по горлу Руслана, и муж стал медленно оседать, освобождая путь к Виталию. Последний не успел ничего понять: через мгновение уже также валился на пол с перерезанным горлом.

Марина не смотрела ни на своих жертв, ни на окровавленные руки. Ее взгляд был прикован к любимой дочери, женщина боялась увидеть на лице девочки ужас и ненависть.

– Я не могла иначе, – оправдываясь, прошептала Марина. – Он бы не оставил нас в покое.

– Я знаю, – кивнула дочь, всхлипывая. – В этот раз мы спрячемся так, чтобы никто не нашел, правда?

– Конечно! Надо только умудриться выбраться отсюда.

– Я знаю, как это сделать, – девочка хлюпнула носом, размазала по щекам слезы. – Я часто бывала здесь с папой, когда он говорил тебе, что мы гуляем в парке.

Марина влетела в комнату дочери довольная, как кот на масленицу:

– Анечка, я записала тебя в группу подготовки к школе, завтра идем на первое занятие. Познакомишься с будущими одноклассниками. Может, даже удастся с кем-нибудь подружиться.

– Здорово, – кивнула девочка, не отрываясь от альбома для рисования.

Марина заглянула через Анино плечо:

– Что это?

Лист бумаги испещряли формулы, непонятные схемы.

– Доказательства моей гипотезы о происхождении вселенной, – пояснила дочь, не переставая писать. – Почти закончила.

– Я надеюсь, ты никому этого не показывала? – в голосе Марины зазвенела тревога.

– Конечно, нет, мамочка, – девочка вздохнула, бросила альбом и ручку на кровать. – Не волнуйся! Я помню, чему ты учила: надо казаться такой же, как все.

Марина притянула дочь к себе, обняла – девочка обрадовалась ее нежности, доверчиво прижалась теплой щечкой к щеке матери, прошептала:

– Мам, я тебя люблю.

– А я – тебя.

Леонид ШИФМАН

КОВЧЕГ ЗАВЕТА

Не сделав ни одного лишнего движения, я втиснул свой «форд» между новенькой серебристой «тойотой» гинеколога из квартиры под нами и видавшим виды «ситроеном» соседа по лестничной площадке. Полюбовавшись виртуозно проделанной работой, я включил сигнализацию и направился к дому. Мне оставалось преодолеть пару шагов до подъезда, но тут у меня на шее повисла какая-то девушка. Когда такое случилось со мной последний раз? Пьянящая волна «Шанель №19» захлестнула меня. Только проблем с Сарит мне сегодня не доставало! В сумерках я не успел разглядеть лицо девушки и мягко, но настойчиво, попытался отлепить ее от себя.

– Да это же я, Тали, ­– заявила девушка, и я узнал ее звонкий голос. – Привет, Дов! Как здорово, что я тебя встретила!

– Привет, Талька! – Мы расцеловались. Талька, моя школьная подружка, не менялась, сохраняя за нас всех волшебные ароматы нашей юности.

– Представляешь, неделю назад встретила Шмулика Бар-Она. Помнишь его? Я засмотрелась на его «понтиак» и долбанула его в зад.

– Шмулика?

– Ну да. У меня вмятина, а с него чуть краска сошла.

– Со Шмулика?

– Ну да. Он вылез из машины злой-презлой и наверняка убил бы меня, но вовремя узнал, – тараторила Тали. – Представляешь, он работает шофером в американском посольстве! А я сегодня машину в гараж поставила, пешком с работы возвращаюсь. Ой, меня же дома муж ждет. – Она порылась в сумочке и протянула мне помятую визитку. И зачем-то добавила, будто это было столь важно: – Я теперь Геллер.

Я повертел карточку и сунул ее в карман. «Будет, что предъявить Сарит!» – решил я.

Тали чмокнула меня в щеку и исчезла столь же стремительно, сколь и появилась. Я же стоял, словно китайский болванчик, разучившийся кланяться. Нет, дело тут совсем не в балаболке Тальке, а в нашем бывшем однокласснике Шмулике Бар-Оне, носившем кличку Барон вовсе не в честь своей фамилии, по крайней мере, не только, а в честь барона Мюнхгаузена. Последний раз я виделся с ним месяца три назад.

Я возвращался с резервистских сборов. Приближался полдень, и по «четверке» все более-менее двигалось. На перекрестке Мураша