Кастра покачал головой:

— Не надо, лейтенант. Не ходите. Если он погиб, ему уже ничем не поможешь.

Хольц, расстроенный, вернулся к наблюдательному пункту возле окна. Большая красная лужа расползалась около колеса тележки.

— Смотри, в него попали. Кровь… Он умрет от кровотечения!

— Мы ничего не можем поделать. — Лицо Кастры стало суровым и жестким. — Двое за полчаса. Начало плохое.

— Наблюдай внимательно, — велел Хольц. — Если они бросят еще одну гранату, начинай сразу же стрелять.

Кастра пригнулся к пулемету. Он развернул ствол чуть вбок и вверх, навел прицел на кустарник и стал ждать.

Никто ничего не говорил. Оба замерли в напряженном ожидании. Затем, совсем близко к дороге, чуть левее, из кустов в сторону фермерского дома полетела еще одна граната. Кастра дал длинную очередь. Они не успели даже порадоваться, что еще один солдат из патруля Пабло вывалился из кустов и упал ничком в дорожную пыль, потому что в этот момент граната пробила деревянные доски, которыми они заколотили окна, и со свистом ворвалась в комнату.

В лицо Хольцу ударил порыв горячего воздуха, мимо пронеслись щепки и шрапнель, сила взрывной волны сбила его с ног, и он упал на колени.

Он слышал, как пулемет с грохотом повалился набок, Кастру отбросило в сторону и он упал на спину — лицо его превратилось в сплошное кровавое месиво. Сержант лежал и тихо стонал.

Хольц подполз поближе, ему стало страшно. Кастра принял на себя основной удар от досок и почти весь заряд шрапнели. Лицо его, казалось, было раздавлено какой-то огромной силой.

Хольц понимал, что он ничего не может сделать, но взял Кастру за руку:

— Я здесь, сержант. Держись. Я с тобой.

Пустые, ненужные слова, но что еще он мог предпринять?

Кастра судорожно вздохнул и крепко сжал руку Хольца.

— Пулемет, — прошептал он. — Смотрите, чтобы они опять не бросили гранату. У них очень мощные гранаты, лейтенант.

Хольц стянул с себя белый форменный пиджак и подложил раненому под голову.

— Я буду рядом. Только пулемет на место поставлю.

Кастра выпустил его руку.

— Я потерял глаза. Больше не могу вам быть полезным, лейтенант. Я ничего не вижу.

— Нет, все будет в порядке, не говори так, — сказал Хольц, рывком поднимая пулемет и ставя его на место.

Граната пробила большую дыру в ставнях, и, когда лейтенант встал во весь рост, чтобы заправить пулеметную ленту, его увидели. Загремели выстрелы. Мимо него, очень близко, просвистела пуля и ударилась в стену напротив. Он присел, негромко выругавшись. Ничего удивительного, что Пабло побеждает в сражениях, если у него все люди так хорошо стреляют.

Стараясь держаться подальше от пробоины, лейтенант осторожно придвинул пулемет к окну, побежал к Кастре и встал около него на колени.

— Чем я могу помочь, сержант? — спросил он, снова беря его за руку.

Кастра обнажил зубы в чудовищной попытке улыбнуться, от этого Хольцу стало невыносимо плохо. Крупные ровные зубы покраснели от крови, алые ручейки хлынули изо рта на подбородок, побежали по шее, расплываясь пятнами на испачканной белой форме.

— Лейтенант, на дайте этим гадам вас одолеть, — прохрипел сержант. — Отомстите за меня.

Хольц уже не мог это выносить. На четвереньках он подобрался к пулемету, думая о том, где сейчас Дедос. Из-за бочки тот не подавал никаких признаков жизни. Лейтенант растянулся на животе, держа пальцы на спусковом крючке пулемета. Лежал и ждал, затаив дыхание.

Долго царила тишина, потом очень осторожно из-за дерева высунулся один из уцелевших солдат разведотряда. Постоял, глядя в сторону фермерского дома, держа автомат на изготовку, готовый в любую секунду выстрелить. Не успел Хольц прицелиться, как где-то внизу грянул выстрел, и солдат снова скрылся за деревом. Хольц был уверен, что пуля попала в него.

«Значит, Дедос еще жив!» — радостно подумал он. Значит, сумел добраться до дома. Может быть, он сейчас войдет сюда. Лейтенант не решался спуститься за ним. В любой момент солдаты Пабло могли предпринять новую атаку.

Вскоре из кустов бросили еще одну гранату. На этот раз Хольцу стало ясно, что целили в Дедоса, который был внизу, во дворе. Лейтенант услышал его крик, когда граната разорвалась и весь дом зашатался.

Хольц принялся яростно палить по кустам, где засел противник, и орать в окно, зовя Дедоса. Никто не ответил.

— По-моему, Дедоса они тоже достали, — сказал он, обращаясь к Кастре. — Нам повезло, что на нас не напал основной корпус Пабло. Они отлично воюют.

Кастра его не слышал. Он тихо умер еще до того, как разорвалась последняя граната. Хольц повернулся к нему, и, когда понял, что сержант мертв, вдруг что-то упало к его ногам.

Длинная черная граната. Она была очень ловко заброшена в пролом в ставнях и теперь лежала в полуметре от него. Лейтенант не успел даже распластаться на полу, чтобы защититься от взрыва. Губы его невольно шепнули «Нина», но он не успел договорить — граната разорвалась.

Хольц увидел яркую желтую вспышку, услышал страшный шум. В следующий момент он уже полулежал на полу, опираясь на локоть и глядя на пулемет, который взрывом опять отбросило в сторону. Правая рука лейтенанта упирались в кровавую губку, которая была когда-то лицом Кастры. Вздрогнув от ужаса, Хольц отпрянул и попытался подняться. Когда он пошевелился, его пронзила острая боль, от которой пресеклось дыхание и во рту застыл крик.

Он полежал немного, не шевелясь. Приподняв голову, увидел у себя на мундире несколько дырочек, вокруг которых ткань быстро пропитывалась кровью, и понял, что вся грудь у него прошита шрапнелью. Он оперся на локоть, дожидаясь, когда боль утихнет, и прошептал, всхлипывая:

— Нина, посмотри, что они со мной сделали. — Потом, оставшийся один, раненный и очень испуганный, начал звать Нину, словно она могла сейчас его услышать.

Боль накатывала волнами, раздирая грудь. Наконец лейтенант пришел в себя и вдруг вспомнил про солдат на дороге. Они через минуту ворвутся сюда, в дом, чтобы добить его, если он еще будет жив. Надо добраться до пулемета, установить его, зарядить и успокоить их навсегда.

Хольц знал, что любое движение будет причинять ему боль, но надо немного потерпеть, уговаривал он себя и торопил: «Давай, давай, вставай скорее. Так, осторожно пошевели рукой. Поднимайся медленно, потихоньку. Вот, хорошо. Черт, как больно! Черт! Черт! Черт!» Он начал плакать, но все же привстал и перевернулся на четвереньки. Кровь закапала с его груди на пол. Он подождал в таком положении несколько секунд, голова его опустилась почти до