– Баб приволокли?! – с ходу догадался Хаяри по похотливым и слащавым взглядам боевиков. – Когда успели? Кто разрешал? Откуда? – Распаляя себя, он сорвал с головы кожаную шапочку и поскреб затылок: – Вы сюда пришли воевать или веселиться?

Издав что-то вроде хрипа, он прошел через комнату и бесцеремонно отдернул в сторону занавеску. Взору открылась спина с выпирающим позвоночником, две ягодицы, ритмично двигающиеся вверх-вниз, худые, волосатые ноги с желтыми пятками. Из-под этого тела в разные стороны торчала вторая пара ног. В отличие от первой, лишенные растительности и широко раздвинутые. Причем, судя по размерам, лежащий внизу человек минимум в два раза уступал верхнему в росте и комплекции. Легкие стоны и вскрики заставили Хаяри скривиться и, отпустив полог, развернуться к своим боевикам:

– Кто это и откуда она здесь взялась?

– Командир, – из-за стола выскочил невысокий, наголо бритый парень по имени Аслан. – Дядя приезжал. Вот подарок привез. Сказал, они в селе бесхозные, а нам, ты сам говорил, для дела женщины нужны. Обе замужем были, но потом овдовели. А этой зимой с ОМОНом из Казани спутались. Родственники хотели убить, да потом передумали. Зачем добру пропадать?

– Ильяс был? – задумчиво протянул Хаяри, глядя на Аслана.

Дядя этого парня привозил на старенькой «Ниве» продовольствие, а главное – новости. Не доезжая нескольких километров до схрона, он оставлял машину на проселке, а дальше волок на горбу то барана, то рис, то овощи с мукой. Это был огромных размеров пятидесятипятилетний, дикой силы, чеченец. Сам Хаяри испытывал перед ним робость. Когда тот появлялся в блиндаже, у всех возникало чувство тесноты.

– А почему ты говоришь, что две? – неожиданно спросил он. – Я видел, что там ублажают одну.

– Твой подарок сейчас в бане, – Аслан хитро стрельнул взглядом по сторонам. – Так что я не ошибся.

В схроне среди прочих помещений был оборудован лазарет на два места. Когда там никто не лежал по причине ранения, в нем жил Хаяри. Вообще за всю историю его существования раненые отлеживались вместе со всеми, в общем блиндаже. Комната для оказания медицинской помощи существовала просто так. Хаяри хотел, чтобы у него было все, что положено на войне, и нарисовал ее на схеме перед началом строительства. Теперь это помещение иногда показывалось иностранным журналистам да гостям, которые, спонсируя войну, иногда посещали Чечню. Самодовольно погладив живот, он прошел в сторону входа в следующий коридор и, пригнувшись под косяком, исчез за ширмой.

У противоположной стены, рядом со столиком, на котором под чистой простыней лежал хирургический инструмент, на скамейке сидела молодая женщина с большими печальными глазами. Поверх стянутых на затылке черных и блестящих от воды волос был накинут цветастый платок.

При появлении араба она встала, теребя на уровне плоского живота большими натруженными руками кусочек чистой тряпки.

– Как тебя зовут? – Он подошел вплотную и, бесцеремонно схватив рукой за подбородок, заставил смотреть ее в глаза.

– Зарема, – проговорила она смешно, по-утиному вытянув губы.

– Твой муж погиб от рук неверных? – он нахмурил брови.

– Я не знаю. Он ушел несколько лет назад и ничего не сказал, – по щеке Заремы медленно скатилась слеза. – Потом соседи говорили, что видели его убитым в Аргуне…

– Вместо того чтобы мстить тем, кто отобрал его у тебя, ты стала отдавать им свое тело? – Он тряхнул ее за подбородок с такой силой, что она ударилась затылком о стенку. Зашуршал, осыпаясь, песок. – У тебя есть дети?

Давясь слезами, она быстро замотала головой.

Хаяри подтянул ее к себе, потом, резко развернув, бросил на топчан. Упав от неожиданности не вдоль, а поперек него, она скатилась на пол и громко охнула. Он быстро подошел и, нависнув над ней, стал расстегивать ремень.

Посмотрев на араба снизу вверх затравленным взглядом, женщина пересела на топчан, сдвинутый во время падения, и начала трясущимися руками расстегивать пуговички на кофте. Вскоре он увидел в образовавшуюся прорезь белые полушария грудей с острыми сосками на концах и, с шумом переведя дыхание, навалился на нее сверху. Один глубокий вдох и запах женского душистого тела подействовал, словно лошадиная доза героина. Он потерял рассудок. Вернее, заработали инстинкты, вызывавшие кипение желаний, удовлетворение которых само по себе необычайно приятно. Руки проворно и нетерпеливо заметались по телу, освобождая его от одежд. Мгновение, и она уже полностью обнаженная лежит, отвернув голову к стене и закрыв глаза. Длинные, не успевшие высохнуть после душа волосы разбросаны по синему одеялу, брошенному поверх топчана. Впившись в ее рот, он несколько раз укусил ее губы, почувствовав привкус крови и дикое желание сделать больно, но удержался и стал сползать ниже. Нежно поймал и слегка придавил своими зубами пульсирующую под белоснежной кожей жилку на шее, потом утопил язык в углублении между ключиц, уткнулся носом в грудь. Неожиданно он почувствовал, что она не замерла, подобно сотням, взятых силой, а, словно цветок, медленно и сильно раскрывается навстречу. Вот ее руки скользнули от его бедер по спине к шее и впились в волосы на затылке. Он раздвинул своими бедрами ее ноги и с силой вошел. Странно сгруппировавшись, она обхватила его, уткнув лицо в шею, и неожиданно ловко и быстро схватила губами за мочку уха. Мгновение, и они забились в экстазе. Прижимая ладонями ее тело к себе, он ощутил на бархатистой коже прохладную испарину.

Он не знал, сколько длилось это. Время исчезло вместе с войной, деньгами, грязью и болью.

– Уф! – откинувшись на спину, выдохнул он, глядя в потолок. – А ты молодец!

– А вы меня били, – лежа на боку, подложив под голову руки, она смотрела на него сбоку. – Теперь меня отдадут остальным, как Розу?

– Какую Розу? – не понял Хаяри. – А, это ту, что там? – он отрешенно посмотрел в сторону выхода. – Почему ты так решила?

– Я знаю, боевики уводят с собой падших женщин, чтобы они ублажали их в лесу. Когда те становятся ненужными, их убивают или заставляют пожертвовать собой…

Хаяри поймал себя на мысли, что впервые видит такую странную женщину. Ей бы сейчас спешно собирать вещи, прижимая к груди разорванные юбки и кофты. Виновато прятать взгляд, а она разлеглась здесь и еще о чем-то пытается говорить.

Так или иначе, она ему понравилась, и он решил пока оставить все как есть. Усевшись, он обвел ее с ног до головы взглядом, задержав его на лобке, абсолютно лишенном волос, и вздохнул:

– Ты есть хочешь?

Если на акклиматизацию в Израиле у Татьяны Нестеровой ушло не больше недели, к концу которой уже нипочем был сухой и горячий воздух, то к Америке она привыкала мучительно долго. И вина вовсе не в климате этой страны.

Татьяну в буквальном смысле слова тошнило от Нью-Йорка. У нее вызывал отвращение запах в отеле, шум и мусор на улицах, огромное количество безобразно полных, с озабоченными лицами людей, постоянно куда-то спешащих. Раздражали дежурные улыбки на лицах горничных, охранников, продавцов магазинов. Из-за этого появилось ощущение, что она попала в страну, где все носят маски. Нагромождение огромных зданий, подпирающих грязное небо, действовало угнетающе. Не покидало чувство ущербности и тяжести на душе. Пестрящие рекламами улицы быстро утомляли. За день приходилось несколько раз принимать душ. Загазованность была такой, что уже через пару часов кожа становилась маслянисто блестящей.