– Добрый день, – стараясь контролировать дыхание и незаметно почесывая искусанные бока, сказал он. – Огоньку не найдется?

Где-то он слышал эту фразу. В кино?

Владимир вздрогнул от неожиданности, обернулся и, с трудом скрывая недовольство, спросил:

– А ты что тут делаешь?

– Да я тут Дибичам помогал. Аркадий попросил.

– А…

Владимир протянул пачку сигарет.

– Бери.

Закурив, Округин уселся на лавочку и поинтересовался:

– А ты что, днем спать не любишь?

Он хотел добавить «или домой не тянет?», но не решился. У тюленя и так до крайности невеселый вид, зачем его добивать.

– Да так… не тянет домой, – вдруг услышал жалостливый Округин.

Владимир покосился на него и пояснил:

– Август уже. Скоро начнет холодать. Хочу насладиться последним теплом.

Ишь ты, какой сентиментальный!

– Ага. Я тоже, – зачем-то соврал он, лихорадочно соображая, как начать разговор на волнующую его тему.

– А ты надолго задержаться думаешь? – поинтересовался Владимир, и Алексей насторожился.

Прощупывает, насколько опасен для него внук убитого?

– Уеду через пару дней. В воскресенье юбилей Ады Львовны. Надеюсь до этого знаменательного дня избавить вас от своего присутствия.

Владимир затянулся и помотал головой.

– Да я просто так спросил.

Ага. Верю.

– Наоборот, хотел предложить остаться. Никто не будет против, я думаю. Макара Иваныча все уважали.

Сейчас или никогда.

– Так ты из уважения мою подпись под заявлением подделал?

– Что?

Вид у тюленя был растерянный, но совсем не испуганный. Алексей смотрел, не отрываясь. Ну и что ты имеешь мне сказать?

– Ты об отказе от вскрытия?

– Ну да.

– А это важно?

Округин почувствовал, что начинает закипать.

– А ты считаешь это нормальным? Подделывать подпись под документом?

– Нет, вообще-то не считаю. Просто… Нам сообщили, что никто из родственников приехать не сможет. Надо было решать. Стас сказал…

Еще и Стас? Очень интересно.

– Что же сказал Стас?

– Что вскрытие делать ни к чему. И так понятно, что Макар Иванович умер от сердечного приступа и… просто от старости. Мол, надо от вскрытия отказаться из уважения к старику. Заявление мог подписать только кто-то из родственников, ну мы и…

– А почему именно ты подделывал подпись?

Тюлень моргнул и уставился испуганно. Прошибло наконец?

– Не знаю… Стас сказал: «Подписывай быстрей».

– И ты подписал.

– Ну да. Не было же другого выхода!

– А где вы образец подписи взяли?

– Стас просматривал бумаги Макара Ивановича. Нашел какой-то документ с твоей подписью. Или письмо…

Они еще и в бумагах рылись?

– Понятно. Тебе сказали «подписывай», ты и подписал.

– Слушай. Я не думал, что совершаю что-то… нехорошее.

– Кто спорит. Подделка подписи – дело благородное.

– Да, черт возьми! – заорал Владимир и вскочил. – Я хотел помочь! Тебя же не было! Никто из родственников явиться не удосужился! Только деньги прислали! Мы занимались всем сами! Отец, Стас и я! Мне сказали, что это правильно! И я подписал! Можешь на меня в полицию заявить!

Владимир весь пылал негодованием.

В самом деле возмущен или играет?

Алексей посмотрел на злое лицо тюленя и внезапно понял, что готов ему поверить.

– Владимир, не горячись. Пойми и меня тоже. Вы же не предупредили. Я прошу акт вскрытия и узнаю, что сам подписал отказ. Чувствовал себя полным идиотом.

Тюлень попыхтел еще немного и сел.

– Не уверен, что должен просить у тебя прощения. Мы хоронили твоего деда вместо тебя и сделали это… как смогли. Какие могут быть претензии?

Алексей смотрел на тюленя, курил и думал.

Если Владимир ни при чем, значит, его использовали вслепую. Кто? Станислав или Евгений Аристархович? Впрочем, не рано ли вычеркивать тюленя из списка?

– Ты давно женат на Анжеле?

Владимир посмотрел на него, как на сумасшедшего:

– При чем тут Анжела?

– Да просто хочу тему сменить.

– А я не хочу.

– Почему?

Тюлень потушил сигарету и встал:

– Не люблю обсуждать свои семейные дела с посторонними. Спокойной ночи.

Он быстрыми шагами пошел к дому. Алексей посмотрел ему вслед.

А у тюленя, оказывается, есть характер! Только непонятно, хорошо это или плохо.

Едва Алексей, оставшись один, снова закурил, из-за елок вылезла Полина. Когда она уселась рядом, он вдруг понял, что успел ужасно по ней соскучиться.

– Ну, как успехи? – спросила она, оглядываясь. – Чего вы тут орали? Я думала, сейчас все сбегутся.

– Выясняли, кто благородней. Тот, кто подделывает подписи, или тот, кто не приезжает на похороны собственного деда.

– Ну и как? Выяснили?

– Получается, Владимир подделал мою подпись из лучших побуждений.

– Ты ему не веришь?

– Как ни странно, верю. И это меня пугает.

– Почему?

Полина незаметно прижалась к нему теплым боком. Он обнял ее за талию.

– Фиговый из меня сыщик получается. Вернее, не получается. Я слишком доверчивый. Не умею распознавать игру.

– Неправда. Все не так. Просто ты чувствуешь, что Володя не может быть преступником. Он не такой.

– Ты что-то выяснила?

Полина вздохнула:

– К сожалению, не так много. Анжела – крепкий орешек. Меня насторожили только две фразы. Когда она говорила, что ты ей нравишься…

Так это она о нем говорила?

– Она произнесла «он мне вообще не» и не закончила фразу. Остановилась и поправилась.

– Это я слышал, – неосторожно сказал он.

Полина вытаращила глаза:

– Правильно ли я поняла? Ты нас подслушивал?

И сделала лицо учительницы, застукавшей двоечника со шпаргалкой.

– Можно сказать и так. Сначала не понял, что ее собеседник – ты, а потом…

Округин состроил козью морду.

– Стало интересно?

– Не то чтобы…