Таким образом, и за Пелагием мы признаем полную правоту, если примем во внимание волевые усилия, направленные на коренное избавление от комплексуальных стереотипов с помощью методологии, центрированной на метанойе, которая вызвана присутствием онто Ин-се – априорного проекта человеческой природы.

Онтопсихология, накопив обширный клинический опыт, открыла жизненный критерий онто Ин-се, который объективно совпадает с религиозным понятием античных мудрецов.

Многим дается дар, но мало кто владеет логикой дара.

Результаты, полученные в ходе онтопсихологического анализа человеческого существования, со всей объективностью демонстрируют тот факт, что состояние благодати предусмотрено природным проектом. Его возникновение является нормой для человека при условии, что субъект свое свободное волеизъявление соизмеряет с собственным природным естеством, то есть синхронизирует свое сознание, свою культуру, свой образ жизни с порядком, предустановленным его собственной природой.

Будучи наукой, онтопсихология может служить нормой, необходимой для вхождения в состояние благодати: это не жертвоприношение, не медитация, не наркотики, не поэзия, а всего лишь техника искусства жизни[41]. Если субъект понимает импульсы онто Ин-се и следует им в своей жизни, то он входит в состояние «полного режима».

Обращаясь к теологии, я интересуюсь не столько ей, сколько универсальной, прозрачной чистотой научных принципов онтопсихологии[42], так как, основываясь именно на них, можно осветить определенные фундаментальные вопросы существования.

В сущности, я использую традиционное теологическое учение с целью конкретизировать то, что такое благодать, то есть дать ответ на животрепещущий вопрос, волновавший великие умы на протяжении многих веков, но так и оставшийся до конца не раскрытым.

Онтопсихология, благодаря своим основным открытиям, способна раскрыть сущностную сторону теоретических изысканий в рамках определенных концепций теологии.

Обращаясь к этой теме, я предвижу возникновение двух опасностей:

1) неправильное истолкование: сведение всего излагаемого мною к такому эротизму, каким его обычно представляют себе люди;

2) мистификация онтопсихологии, уподобление ее религии.

Впрочем, не говорить об этой реальности еще хуже.

Мое стремление – открыть высшие горизонты позитивности Бытия, каким оно было воспринято и пережито человеком, реализовавшимся и достигшим успеха.

В результате анализа различных культур у меня возникло впечатление, что все они во главу угла ставят экзистенциальную тоску, человека-неудачника. Я же хочу говорить об успешном, реализовавшемся человеке, но не в русле современной психологии, а с позиции идеального, оптимального действия.

Я знаю, что существует человек, живущий и реализующий себя в измерениях, полностью отличных от тех, в которых пребывает все человечество. Я обнаружил следы этого опыта как у некоторых мыслителей, чьи труды объявлены «невозможными для понимания многих», так и в некоторых религиях, в повествованиях о так называемых откровениях, а также в определенных течениях мистицизма. Во всех них я увидел одну постоянную: маленький человек – ничто перед лицом внезапно ниспосланной благодати, открывающей ему переживания трансцендентного. Но именно он создает для этого возможность, точно так же, как электрический свет рождается от падения массы воды.

Католическая теология именует этот дар, чью логику я хотел бы осветить, благодатью.

Благодать – это нечто такое, что приходит как данность, но она отнюдь не обязательна. Что бы мы ни понимали под благодатью, это всегда безвозмездный дар (“gratis”), не гарантированный титулом или потребностью. Благодать приходит и воспринимается как нечто абсолютно непредусмотренное ни разумом, ни желанием. Желание в этом случае не означает стремления обладать этим даром, так как уже сама возможность вообразить или представить его означала бы получить над ним власть.

Сущность концепции благодати такова, какой она представлена в теологических текстах, признанных высшим источником человеческого знания – научного или фидеистического, и определена как “sic et simpliciter ubicumque gratis”[43]. В каком бы ключе мы ее ни анализировали, организация ее специфической сущности демонстрируется не имплицитно[44], то есть благодать является новизной, отличной от субъекта, который стремится размышлять о ней, заслужить или использовать ее. Это момент полноты, силы жизни, который переживается ex novo[45].

При необходимости процитировать то, как благодать определена в католической доктрине, можно обратиться к следующему высказыванию: «Дар принадлежит исключительно Богу[46], только его и ничье кроме его действия рождается в нас без нашего участия»[47]. Во всей своей экстраординарной простоте это – новизна, отличная от самого человека, творящая его без его участия. Даже концептуально благодать – это дар, несмотря на то что ее можно пережить, вообразить или помыслить о ней. В какой-то момент человек ощущает «подключение» к естеству высшей природы. “Gratia dat nobis non solum posset facilius sed posset simpliciter”[48]. Это не просто подспорье в делах, когда все удается, а внезапная власть, сила: из ничего рождается этот опыт неожиданной простоты.

Теология говорит о том, что благодать не может быть объектом веры, ее нельзя вымолить или заслужить, ведя себя хорошо. Следовательно, благодать определяется как сущность, которая снисходит от высшей природы и внутренне переживается субъектом, который ничем не заслужил ее.

Один из трактатов теологии утверждает: “Quid est gratia? Gratia est donum supernaturalem a deo creaturae rationali gratis concessum in ordinae ad vitam aeternam”[49].