— Перемены в социальной организации всегда проявляются в межличностных отношениях. А как, например?

— В начале XX в., как в XVII в., все крестьяне обращались друг к другу на "ты" и по прозвищам, соответственно общность у них являлась преобладающей формой организации. Такая же форма обращения преобладала среди мещан и крестьян отходников в городе. Купцы, в случае подобного обращения, были в обиде за фамильярность уже в середине XIX в.; соответственно мещанское общество изживало черты общности в начале XX в., а купеческое общество утратило их уже к середине XIX в. и в пореформенное время развивалось как корпорация особого рода — как клуб и благотворительное организация. Для любого дворянина обращение на "ты" или по прозвищу уже в конце XVIII в. стало оскорблением (за исключением обращения императора). Соответственно дворянин был членом дворянского общества — организации, имевшей весьма мало общего с общностью. Таким образом, характер межличностных отношений в корпорации может служить показателем ее принадлежности к организации общинного или общественного типа.

— Есть крылатая фраза: "В России правят не законы, а люди". И есть стоящий за ней утвердившийся в историографии тезис о неправовом характере русской государственности, возникший ещё в русской либеральной дореволюционной историографии. Тогда ои имел сугубо политическое назначение — он был направлен против самодержавия и ставил идеалом для России западные демократии. А вот в реальности-то что было?

— Эта фраза — не более чем политическая гипербола. В XVII-начале XX в. русская государственность находилась в состоянии непрерывного развития. В XVII в. в России существовала народная монархия, или патриархальная монархия, в первой четверти XVIII в. — абсолютизм; во второй половине XVIII в. сложилась сословная патерналистская монархия, которая во второй четверти XIX в. переросла в бюрократическую правомерную монархию, а в 1906-феврале 1917 г. — в дуалистическую правовую монархию; в феврале 1917 г. образовалась демократическая республика. К началу великих реформ 1860-х гг. русская государственность стала де-юре правомерной, так как, во-первых, Основные законы 1832 г. (ст. 47) официально провозгласили, что "империя управляется на твердых основаниях законов, учреждений и уставов, от самодержавной власти исходящих", во-вторых, государственные учреждения в целом функционировали в рамках закона. В течение последнего десятилетия существования империи государственность являлась де-юре правовой, поскольку официально произошел переход к конституционному понятию закона, население получило конституцию, парламент и гражданские права. По мнению автора, за 200 с небольшим лет Россия прошла путь от народной монархии, которая осуществляла традиционное господство, до государства, которое осуществляло в основном легальное господство. В России в главных чертах сформировалось правовое государство с его атрибутами — верховенством закона, административной юстицией и разделением властей — и инструментальной основой в виде бюрократии, действующей по законам административного права, согласно формальным и рациональным правилам, что в политической социологии считается признаком легального господства.

— Мы говорим о модернизации в императорской России. А, что, собственно понимается под этим понятием?

— Во-первых, люди приобретали личные и гражданские права, человек становился автономным от коллектива — будь то семья, община или другая корпорация и как бы самодостаточным, иными словами, приобрел ценность сам по себе, независимо от корпоративной принадлежности и родственных связей; во-вторых, малая семья становилась автономной от корпорации и высвобождалась из паутины родственных и соседских связей; в-третьих, городские и сельские общины изживали свою замкнутость и самодостаточность, все больше включались в большое общество и систему государственного управления; в четвертых, корпорации консолидировались в сословия, сословия трансформировались в профессиональные группы и классы; из них формировалось гражданское общество, которое освобождалось от опеки государства и верховной власти и становилось субъектом власти и управления; в-пятых, по мере постепенного признания субъективных публичных прав граждан возникали конкретные правовые пределы для деятельности органов государственного управления — государство становилось правовым. Словом, суть социальной модернизации в императорской России, как и всюду, состояла в том, что происходил генезис личности, малой демократической семьи, гражданского общества и правового государства. В ходе ее городские и сельские обыватели в юридическом, социальном и политическом отношениях превращались в граждан.

— Модернизация в России в последние три столетия сопровождалась не только важными социальными нововведениями и усовершенствованиями в обществе, а сказалось ли это на антропологии?

Основываясь на данных о росте (длине тела), который является показателем уровня потребления, он заключает, что повышение роста у населения в течение трех столетий, XVIII, XIX и XX вв., как главная тенденция, прерываемая время от времени тяжелыми войнами, радикальными реформами или общественными смутами, может служить доказательством успешной в целом модернизации, которая к тому же шла в России с ускорением. Если в XVIII-первой половине XIX в. российские мужчины сохранили или, возможно, немного увеличили свой рост, то за вторую половину XIX-начало XX в. рост повысился примерно на 36 мм, за XX в. — на 66 мм. В целом за три столетия они стали почти на 11 см выше, значит, на 11 см выше подняли голову над землей, стали видеть дальше и понимать больше.

Сообщите, пожалуйста, об обнаруженных ошибках и опечатках.

Извините, если кого обидел.

08 января 2009

История про Ираклия

В детстве я очень любил устный рассказ Ираклия Андроникова "Первый раз на эстраде".

Я знал этот текст наизусть «Соллертинский воспринял эту восторженную признательность как согласие и обещал похлопотать. А я на следующий день сделал новый неверный шаг — подал заявление в редакцию «Ежа» и «Чижа» с просьбой уволить от занимаемой должности. Я понимал, что надо пойти к Соллертинскому и объясниться начистоту. Но для этого надо было набраться храбрости, произнести перед ним целую речь. И хотя я понимал, что потом будет хуже, но предпочитал, чтобы было хуже, только не сейчас, а потом.

В «Еже» и «Чиже» ничего не слыхали о том, что я собираюсь стать музыкальным лектором, удивились, но от работы освободили. Я пришел домой, сел возле телефона и стал ожидать звонка Соллертинского. Так прошло… восемь месяцев! Я перебивался случайными работами, писал библиографические карточки по копейке за штуку, а Соллертинский все не звонил. По афишам было видно, что мой, так сказать, «предшественник» еще работает в филармонии и вакансии нет. Но, наконец, я узнал, что место освободилось, нажал на знакомых, они напомнили обо мне Соллертинскому. И он пригласил меня в филармонию и велел написать заявление».

Тут налицо было явное иносказание. Что интересно, так это то, что все современники прекрасно понимали, чтол имеется в виду, а я, двенадцатилитний мальчик, слушавший пластинку фирмы «Мелодия», даже не задумывался о возможном умолчании.

Дело в том, что Андроников в конце 1931 года был арестован по «Делу Детского сектора ГИЗа», и освобожден после того, как отец, адвокат по политическим делам,