девица фыркнула, но спорить не стала. Повела меня коридорами и залами, мрачная роскошь которых одновременно и поражала, и угнетала. Наш дом в Борге был очень уютным. После появления в жизни отца Стеллы уюта в нем стало меньше (где только могла, мачеха заменила мебель на вычурную и безвкусную, повесила дурацкие бархатные шторы и свои не менее дурацкие портреты), тем не менее особняк не перестал быть нашим домом, пронизанным маминым светом, который даже после ее ухода чувствовался в каждой комнате. В нашем доме была душа, а здесь…

Роскошь и красота, безликая и холодная – Недаром это была цитадель Снежных, непобедимых воинов и истребителей монстров.

По дороге в столовую нам попалось не так уж много придворных, но те, что встретились, провожали меня долгими бесцеремонными взглядами. И шепотками. Смотрели так, словно я гротхэн, обряженный в шелка и кружева, да еще в чепчике с торчащими из-под него буклями.

На этой мысли я запнулась, ощутив чей-то пристальный взгляд, ввинчивающийся в меня арбалетным болтом. Обернувшись, увидела белокурую нэри в роскошном парчовом наряде. Она стояла у окна в компании двух нордов и смотрела на меня.

– Кто это? – спросила, не сдержавшись.

Придворная дама была прекрасна, но от злобной гримасы, застывшей на ее лице, хотелось поежиться.

– Нэри Хелена, маркиза Ланге.

– Красивая…

Льдина.

– Фаворитка его величества, – не преминула уточнить служанка.

Тогда понятно, отчего меня сейчас распинают взглядом.

Подойти, что ли, и успокоить, что между мной и Снежным нет и ничего быть не может? Поцелуй на руинах не в счет. Я о нем даже не помню.

Точно не помню. Совсем-совсем…

Снова взглянув на маркизу и заметив, как та, кривясь и продолжая на меня пялиться, что-то рассказывает своей компании, отбросила глупую мысль. Пусть его снежное величество сам успокаивает своих маркиз. Его любовница – его забота.

Мы наконец подошли к высоким арочным дверям, охраняемым стражей. Створки распахнулись, и я первая вошла в столовую, только…

На столовую эта комната походила так же, как я на гротхэна.

В чепчике и буклях.

Камин, в котором мягко потрескивали поленья, диван и кресла, небольшой стол, накрытый на двоих, и… слегка приоткрытые двери, ведущие в спальню.

Королевскую, я так понимаю.

Из нее и показался его снежность Хьяртан-Киллиан Эртхард. Одетый просто, без изысков, в штанах и рубашке. Волосы, еще влажные, были собраны в небрежный хвост, на лице ни щетинки, только улыбка, с которой меня пригласили:

– Проходите, Ливия. Не стойте в дверях.

– Думала, мы будем ужинать в столовой.

– Вам так не терпится познакомиться с моими придворными?

Вспомнив колючий взгляд белобрысой… белокурой маркизы, решила, что все мне терпится. И знакомств на сегодня более чем достаточно.

– Вдвоем в столовой у вас не ужинают?

– Я подумал, здесь нам будет удобнее.

Угу, и до кровати недалеко.

Снежный жестом пригласил меня за стол, помог опуститься в кресло. Твердые пальцы на миг коснулись моих плеч, в случайной ласке скользнули по руке, и меня снова забросило в воспоминания о других прикосновениях, жадных и требовательных.

– Все хорошо?

Кажется, Снежный почувствовал мою дрожь.

Я вскинула на него взгляд и поймала смешинки в голубых, как лед, глазах, сейчас согретых отблесками пламени.

– Давайте уже ужинать, – ответила нервно и потянулась за салфеткой.

Несмотря на голод, жевать под пристальным взглядом Эртхарда оказалось непросто. Он почти не ел, в основном смотрел на меня, вглядывался, изучал и при этом интересовался: подлить ли нэри вина, подложить ли паштета и какой из цыплят, зажаренных в травах, кажется мне более интересным.

– К чему такая забота? – Я честно сдерживалась минут десять, а потом не выдержала, спросила в лоб, получив в ответ едва слышимый смешок.

– Возможно, я был с вами слишком резок, – откидываясь на спинку кресла, признался Снежный.

– Возможно? То есть вы не уверены?

– Я не уверен в том, что видел. И это заставляет меня… злиться, – последнее слово он произнес не сразу, словно сомневался, стоит ли заканчивать.

– Я не ваша рабыня и не ваша собственность.

Согревающие отблески в глазах Снежного тут же исчезли.

– Я тебе уже говорил, Ливия: никаких мужчин рядом, пока ты здесь.

– Мы снова на «ты»?

– Братьев я предупредил.

Точно… У короля ведь два брата! Надеюсь, второй не окажется таким же беспардонным мерзавцем, как тот, что лез ко мне целоваться.

– Как себя чувствует ваш брат, нэри? – перешел он на «вы» и сменил тему.

– Намного лучше. Спасибо, что вытащили его… оттуда. – При мысли о лечебнице в горле будто шипастый ком появился, глаза защипало, а пальцы невольно сжались в кулаки.

Снежный заметил это и проговорил:

– Ваша мачеха будет наказана. Как и ее сын.

– Наказана? – встрепенувшись, вскинула на него взгляд. Несмотря на злость (а я, наверное, никогда так сильно на Стеллу не злилась), внутри что-то дрогнуло. – Душан, он…

Пригубив вина, его величество на миг скривился.

– Каэтан говорил, что вы не помните вчерашние события. Пока не помните. – Он резко отставил бокал, отчего вино едва не выплеснулось алыми каплями на белоснежную скатерть. – Ваш сводный брат пытался сделать с вами…

– То же, что сегодня пытался ваш? – опять не сдержалась, и Снежный снова поморщился.

– К счастью, мы пришли вовремя.

Он замолчал, и я тоже ничего не сказала. Да и что говорить? Безумно хотелось вспомнить, что со мной было, свидетелем чему стал Снежный и за что именно собрался наказывать Душана.

– Вы сказали, их покарают…

– Давайте не будем говорить об этом сегодня. – Он неожиданно поднялся и протянул мне руку, предлагая встать. – Вижу, вы не голодны.

Я опустила взгляд на тарелку, на то немногое, что толком и не попробовала.

– Я всегда ем медленно.

– Поднимитесь. – Одно-единственное слово, произнесенное тихо, спокойно, прозвучало как приказ.

– Зачем?

– Ливия…

– Вы проводите меня к выходу? – Раз уж ужин не задался.

Цыплята так и остались нетронуты, как и салаты, и горка свернутых в трубочки аппетитных блинчиков.

– А вы хотите уйти?

Он взял меня за руку, скользнув по ладони пальцами, и кожа в месте прикосновения тут же покрылась мурашками. Да что там… покрылась я вся. Хотелось отстраниться, не смотреть на него, и в то же время я будто тонула, растворялась в его глазах. В них снова тепла было больше, чем льда, и…

– Я много не возьму. Буду осторожен…

Если бы меня сейчас швырнули в прорубь, и то не было бы так холодно. Как ледяной водой окатило осознание, что поцелуй, который должен был вот-вот случиться, ему нужен только из-за моей силы.

Ему нужна моя сила.

А я, идиотка, вдруг