на большаке. Правда с брюками стандартным комплектом шли плотные куртки почти до колен и высокие сапожки, в которые эти самые брюки и были заправлены. Однако облегаемость штанов здесь никого не смущала, так что, появись я здесь в лосинах, это вряд ли кого удивит.

Мужчины тоже порадовали разнообразием — наряды в стиле «Ваня деревенский» соседствовали с пиджаками поверх косовороток, но большинство в сапогах. Приметила пару раз неудобные башмаки с пряжками на толстенной подошве, но это, видать, обувь на любителя. Лаптей не приметила, про босые ноги и говорить не буду.

Как показалось, народ в городе жил не так уж плохо — одежда у большинства хоть и не поражала нарядностью, но для буднего дня выглядела удобной, добротной и практичной.

Я глазела по сторонам, пока не споткнулась.

Несколько раз повернув, добрались до тихого района. Дома здесь, маленькие и неброские, прятались за любовно посаженными цветущими кустами. В один из таких домиков и зашли.

— Заходите, заходите, гости дорогие, — приветствовала нас столь колоритная особа, что я невольно попятилась обратно.

Передо мной стояла «бабища». Мало талии «в два обхвата», так ещё добавляла и одежда — нелепый пиджак с оборками на плечах и под грудью, и широченная юбка в сборку. На шее несколько рядов бус такой яркости, едва не выбивало глаза. На голове яркий платок. Так иногда ещё изображали купчих. Хозяйка производила впечатление живописное во всех смыслах. Не только её одежда, но и сама она полыхала — румяные, как огонь, щёки на смуглом лице, кошачьей зелени глаза под смоляными бровями, совершенно не вязавшимися с выглядывавшими из-под платка рыжими волосами. Что-то знакомое проскользнуло в её лице, но я отвлеклась на антураж и не обратила внимания на это сходство.

— Нянька царевны Еремеевна, — едва слышно шепнула Росана и, едва старушка прошла в дверь, показывая дорогу, испарилась, как вода со сковородки.

Я только хмыкнула и прошла в тёмное помещение. Да уж, жёлтые здоровенные клыки, выглядывавшие когда хозяйка начинала улыбаться, совершенно неуместные на пухлом лице, могли перепугать кого угодно.

Из прихожей (кажется, её называют сени?) меня пригласили пройти в комнату. Свет ударил по глазам. Странно, электричества не заметно, окошечки крохотные, а в доме светло.

Обстановка оказалась знакома ещё со времен каникул у бабушки. Обшитые досками стены, на окошечках яркая герань, большая печь, в ней можно запечь барана целиком, за печью отгороженный ситцевой занавеской угол, кажется там рукомойник. Возле печи выставлены разномастные ухваты и кочерга. В красном углу, иконы, украшенные веточками вербы и вышитыми полотенцами. Неподалёку, правда, фигурки совершенно языческого вида. В кого же хозяйка верит-то? У окна большой стол, вокруг которого расположились выскобленные лавки. Вообще, всё дерево выскоблено и сияет оттенками от золотистого до коричневого. Стол из морёного дуба, с места не сдвинешь. Вдоль одной из стен нечто вроде верстака, на котором и над которым разложены и развешены пучки трав, цветов, горшочки, скляночки и совершенно незнакомые предметы.

В доме восхитительно пахло смесью сухих трав, дерева и свежих пирогов.

В животе оглушительно заурчало.

Хозяйка, возившаяся у печи пока я осматривалась, оглянулась со смешком:

— Садись к столу, с дороги оголодала, да и не мешало бы тебя подкормить чуток. Давно по лесу-то скиталась?

— Да не скиталась! Я к царевне по делу приехала.

Меня не обрадовало желание очередной доброхотки подкормить, но постаралась этого не показать.

— Угу…

Царевнина нянька кивнула. И только тут я осознала, что передо мной действительно старая женщина. Её пышность, яркий наряд, блестящие глаза, сбили с толку.

— Ладно, это хорошо, что сразу нашлась. Не то пришлось бы искать по лесу, как этого неслуха! Опасно нынче в лесу. Я уж и Василисушке говорила, чтобы в лес не особо бегала…

Хозяйка метала на стол из печки одно блюдо за другим. Их аппетитный вид манил, и я не сразу обратила внимание на слова. Но всё-таки дошло.

— О каком неслухе вы говорите?

— Да о приятеле твоем — Мирлисе. Говорила Телистариону, не будет из мальчишки толку. Сразу всё хочет, учиться лень, вот и получилась ерунда. — Старушка осеклась, заметив мою отпавшую челюсть. — Ты чего это?

— Вы знаете Мирлиса?

— Знаю.

— Так вы знаете, как я сюда попала?

— Ещё бы не знать, — возмутилась бабка. — А вот вернуться так запросто не удастся. Чудит колдовство, чудит… Да не горюй ты, — заметила старушка моё расстройство. — Василисушка поможет. Поможет, хотя у самой беда и помощи ждать неоткуда. Дочь младшая, никому особо не нужная. Её сестры в царском тереме такую власть взяли, что моей деточке и деваться некуда. Чую, все беды их шкодливых ручек дело, а сделать ничего не могу, и никто против них ничего у нас тут сделать не может. А над тобой у них власти нет, помогла бы ты голубке моей, а там, глядишь, и дорогу тебе домой наладим, — бросила на меня жалобный взгляд хозяйка.

— Да помогла бы, только толку от меня здесь — что с козла молока, — раздражённо бросила я, устраиваясь поближе к горшку с кашей.

Хозяйка не пожалела ни молока, ни трав, запах из горшка полз такой, что я готова была слопать всё, что в нём находилось. Еремеевна, довольно улыбнувшись, придвинула мне расписную ложку и миску. Наворачивая потрясающую кашу, такую ела только у Яги на откорме, я продолжила, едва не глотая язык:

— Смотрю тут у вас колдуны какие-то, оборотни, заклинания. Я в этом ничего не понимаю!

Пришлось остановиться подавившись.

— Да ты ешь, ешь, не спеши. У меня тут вот ещё оладушки.

Еремеевна, улыбаясь, придвинула блюдо с горой пышных, даже моя бабуля не умела такие делать, оладий и миску золотого меда.

— Эк оголодала-то.

— Не оголодала, — прочавкала я, — уж больно вкусно…

— Ну и, славно, ешь, договорим после.

Довольная хозяйка присела на лавку, умильно глядя, как исчезает во мне еда, ложка за ложкой.

Запив восхитительные оладушки кисловато-сладким ядрёным квасом, отвалилась от стола. В жизни столько не ела, а особой тяжести не чувствуется, вот что значит здоровая натуральная пища! Да здравствует лозунг «Назад к предкам!».

— Спасибо, бабуля, очень вкусно.

Старушка разулыбалась, но улыбка исчезла, как только я продолжила:

— А теперь вернемся к нашим баранам…

— Каким таким баранам?! — застыла с посудой в руках хозяйка, убиравшая со стола.

— Ну, то есть, к нашему разговору о колдунах, оборотнях, вашей принцессе и том, что натворил Мирлис.

— Ах это! Ну, так слушай. Василиса — меньшая дочь нашего царя. Царевна она, не принцесса, — дождавшись кивка (я сделала вид, что разницу уяснила, хотя с моей точки