бы ты не отлучился, очередь сохраняется и не надо искать человека, за которым занял свое место. Иначе бывает, что кто-то ушел в курилку, кто-то в ларек, а кто-то решил вдруг получить форму на складе, а кому-то надо в туалет. И вот я наконец-то внутри. Прилавок слева, сразу передо мной, и вправо это все стойки для одежды в три ряда. Здесь тебе и летняя форма, и демисезонная. Далее за стойками для одежды, ближе к стене, висят разгрузки, рюкзаки, а вот и наколенники, и другие вещи, которые могут быть нужны военному человеку в командировке. Мне лично нужен нож и часы. Ножи лежат на витрине. Витрина такая, как стеклянный шкаф, внутри которого полочки, а на полочках и расположены разной конфигурации ножи. Длинные и короткие, блестящая такая сталь и сталь каленая, темная, все там есть. Выбрал себе нож с каленой сталью. Темный такой клинок, и не длинный, и не короткий, а сантиметров десять, грубо говоря. Такой и таскать удобно с собой, и лезвие с рукоятью удобное для рукопашного боя, если придется в таком участвовать. Часы? Подхожу к прилавку.

– У вас часы есть?

– Есть. Вот они. Касио, – показывает на часы защитного темно-зеленого цвета мужчина-продавец.

– Хороши? – спрашиваю я его.

– У нас сейчас такие только. Будет завоз еще на днях. Но марка только такая, – говорит он и тянется рукой под прилавок, достает часы и протягивает их мне. Я беру часы в руку, смотрю, поворачиваю, нажимаю на кнопки. Это электроника, часы с подсветкой. Нажимаешь на кнопку, и арабские цифры циферблата загораются ярким зеленым светом.

– Беру. Записывайте под жетон. Ведь под жетон можно записать?

– Можно, – кивает мне продавец. – Еще что?

– Нож, вон тот, – отхожу я к витрине с ножами и показываю ладонью на понравившийся мне нож. – Такой выбрал. И еще вон тот тактический ремень, что сзади вас.

– Хорошо, – отвечает мне продавец, доставая ремень и направляясь к витрине с ножами. Одним словом, все оформили, и я с чувством отлично проделанной работы выхожу из военторга.

«Теперь у меня имеются часы, нож, тактический ремень, а форму я заберу, наверное, позже, так как стоять такую очередь не намерен. Понятно, что ребята уезжают вот-вот сейчас и пришли за формой, и мне выдадут перед отъездом, – рассуждаю я. – Мне и в джинсах неплохо, а берцы у меня вообще класс».

Возвращались в палаточный городок уже вечером в составе той же группы, за исключением нескольких человек, которые, видимо, раньше нас выдвинулись к учебному лагерю. По пути разговаривали. Я шел рядом с бывшим военным летчиком, которого комиссовали, и потому летать на самолетах он не мог. Нет, у него все хорошо вроде бы было с организмом, но, как он объяснил, комиссия у летчиков очень жесткая, а ему перегрузки вредны. Об этом он по дороге нам и рассказывал:

– Я тогда только летное закончил. Лейтенантские погоны получил, домой приехал. Как-то вечером за брата своего родного заступился, драка была. Удар пропустил, и меня с ног сбили. Ударился о бордюр тротуара. Оказался в больнице, оказалось, что сотрясение.

– А в военкомате нельзя было работать, – спросил кто-то из наших. – Там работают офицеры с ограничениями, с болезнями даже.

– Можно было, но мне движуха нужна. Я двигаться должен. Кабинетная работа не для меня, и потому решил в «Вагнер». Я ничего не сказал врачу здесь, да и в порядке все у меня. Головных болей уже давно нет. Все восстановилось, но комиссию летную не пройду.

– Трудно учиться там?

– Летных часов мало. И потому ребята боялись на экзамен идти даже, ведь если не сдашь, то придется возмещать затраты на полет, а это большие деньги. А я отличником ведь был. Я все на пятерки сдавал. И всегда зачет.

Сзади шел Догэн, он шел молча, выражая спокойствие, какую-то умиротворенность, которая вроде бы и не покидала его лицо никогда. Вернее, даже не выражал умиротворенность, а был в своем естественном состоянии умиротворенности и довольствия всем. Именно «довольствия», или лучше сказать, удовлетворения. Я сбавил шаг, чтобы поравняться с Догэном, который с удовольствием как бы, и это было заметно, вступил со мной снова в невидимый зрению контакт. Вот мы идем вместе, он по краю обочины, а я по дороге:

– Догэн? Здесь меня на философию опять потянуло.

– Ну-у, – чуть улыбается мне Догэн.

– Что такое цель? Вот здесь я подумал о цели человека в жизни.

– Цель? Наверное, у каждого своя. Кто-то вон машину купить захотел или квартиру. Другие детей хотят иметь, но не могут.

– А я вот думаю, что цель – это не то же самое, что необходимость бытовая. Цель – это из высших материй. Читал я Шлахтера, зовут его, по-моему, Вадим. Да, Вадим Шлахтер. Он кандидат психологических наук, читает лекции. Читал я также книги профессора, доктора биологических наук Сергея Савельева. Этот ученый заведует лабораторией в Институте морфологии человека РАН. И вот что я понял, читая их труды…

– И?.. – чуть увлеченно смотрит на меня Догэн.

– Так вот. Мысль такая… – чуть подумав и помявшись, говорю я. – Тут важно вот что. Например, что мы можем считать целью и что мы можем считать необходимостью? Необходимость, которую многие воспринимают ошибочно за цель, связана с обезьяньей потребностью кушать, есть или наслаждаться своим величием, или же размножаться. Да, один захотел детей или красивую женщину в жены. Ну и что здесь такого особого? Все так делают. Мир не вымер не потому, что такие цели ставили люди, а потому, что на то, чтобы иметь женщин и детей, их толкала похоть. Им секса хотелось. У них гормоны играли. Сама природа брала верх над ними, и химические реакции в мозгу требовали женщину, и, разумеется, от женщин происходят дети. Это потом лирики в красивую обертку все это оденут, в любовь обрисуют, страдания, как все в ту же суть человеческие эмоции, или потребности.

– А власть?

– Стремление доминировать в обществе, руководить пусть даже миллионами, все это так же из обезьяньих стай. В стае обезьян есть вожаки, субдоминанты, альфы и подчиненные им. Все так же и здесь, у нас в обществе. Должности, красивое слово менеджмент и всякого рода игры в псевдопатриотизм и фонды для бедных, это все суть желание прибрать под себя материальные ресурсы, а проще сказать, нажраться, причем нажраться так, чтобы и впрок, и еще чтобы припрятать на следующий и последующие годы этой жратвы. Разве великим словом «Цель» можно назвать обезьяньи потребности в пище, доминантности и размножении?

– Ну, допустим, – улыбается уже совсем