гуманитарную помощь для нее. Победа и в тылу куется, без тыла нельзя победить. Быть воином, познать философию воина – это дано не каждому, и потому человека судить строго нельзя по этому поводу. Я сторонник кастового развития общества. Например, не только из теорий или религиозных учений, но и на жизненной практике я познал ту вещь, что любое общество естественно делится в своей структуре на философов, воинов и управленцев, а также на тех, кто организует работу по созданию материальных благ, и тех, кто непосредственно создает такие блага. А внутри тоже разные ниши или ступени, каста в себе так же делится на разного рода страты. Есть и те, кто выкинут из кастового порядка, они изгои, и эти изгои мечтают вернуться в общество, но общество их не принимает, тогда эти изгои начинают внутри своего сообщества выстраивать определенную иерархию. Закройте группу людей на долгий период в помещении, так все равно эта группа людей расколется на эти четыре касты. Это как природный процесс. То же самое происходит и с большими сообществами людей, коих может быть десятки миллионов.

Так вот быть воином – это природное, это принадлежность к особой касте людей, призванных самой биологией управлять или воевать. Вы способны за интересы страны вести войну? Вы способны идти на смерть и не бояться смерти, так как вы убеждены, что смерть для вас всего лишь переход в лучший мир, или убеждены в том, что ваша задача в жизни война? Вы воспринимаете бой, как процесс естественный и не делаете трагедии из убийства противника? Если ваш товарищ по оружию погиб, вы ему говорите «пока» и «до встречи»? Тогда вы воин. Война для воина, это его хлеб и его жизненная философия, и только поэтому воин никогда не поймет вас, если вы ему зададите вопрос о том, за что он воевал в том или ином военном конфликте. Воин получает с войны материальные блага и существует в войне как ее неотъемлемая часть. Нельзя же винить великого писателя или талантливого, гениального художника за то, что они продают свои гениальные произведения. Они на этом живут, они получают за свои произведения искусства деньги и в то же самое время несут миссию служению обществу, поднимая его культурный уровень. Человек, несущий миссию, порой не осознает даже этого, он просто обыкновенно в этой миссии живет, потому как по-другому жить не способен. И вот ведь как случается в жизни: как только поместили человека в инородную для него касту, весь его организм начинает протестовать против лживой, неудобной для него формы существования. То же самое я могу сказать и насчет управленцев, организм и дух которых создала сама природа для управления массами людей. Не каждый, по словам Вадима Шлахтера, может управлять массами, маленькими и большими коллективами, ведь такое управление накладывает на психику человека громадную нагрузку. Обыватель не выдерживает такой нагрузки, а тот, кто самой природой создан вожаком, стремится к такой нагрузке и видит в ней само свое существование в этом мире. Потому настоящий вождь, руководитель и воин имеют сходные характеристики психики. Они психически в разы устойчивее обычного человека, и не случайно воина и руководителя относят к одной касте.

В один из дней, что мы были здесь, в учебном палаточном городке, мне удалось даже побывать в наряде. Назвали мой позывной на построении, и я заступил ночью в наряд на сутки по охране палаточного городка. Со мной заступил в наряд молодой мужчина, лет тридцати пяти. Ростом он был чуть ниже меня, крепкого, плотного телосложения, а лицо его выдавало, что он человек очень хороший. Мы с ним стояли всю ночь у ворот, ведущих в наш палаточный лагерь. С нами, где-то там рядом, еще дежурили люди. В их задачу входило патрулировать территорию лагеря. Но ночью никто не шлялся и забот не было. Были у нас там, у ворот, даже собаки. Две собаки дежурили с нами. Нет, они не были служебными псами, это были собаки-добровольцы, как и все здесь живое. Все живое здесь, замечу остроумно, было добровольческим. Казалось здесь, что сама природа помогает нам всем, что сама природа за нас: собаки-добровольцы стоят с дежурными на КПП, кошки и коты-добровольцы в столовой и ловят крыс, а птицы прилетают к нам, чтобы услаждать наш слух во время отдыха. И сама погода даже благоволила нам, ведь здесь, в Краснодарском крае, нет сильных морозов зимой, а весна, лето и осень ласковые, совсем не такие злые, какими бывают в других районах России. Так бывает, если уж бог расположен к праведникам, то это выражается во всем. А ведь праведниками мы и были, так как все отношения внутри нашего коллектива напоминали что-то такое давно забытое из старых когда-то прочитанных в юности умных книг о монашеских рыцарских орденах. И само общение в Пионерлагере напоминало общение монахов между собой: кроткое и мягкое, что-то такое приглушенное всегда было в голосах здешних сотрудников и курсантов. Утвердительный или твердый, но в то же время мягкий, с нотками монашеской кротости голос праведника иногда звучит сильнее любой команды истеричного армейского офицера.

Часть вторая

За время учебы мы успели также проводить группу в Центральную Африку, и вот настал наш черед. Намеренно упускаю в своем повествовании многое и многое, надеясь на то, что когда-нибудь я смогу рассказать о тех событиях более подробно. Сейчас я это сделать не могу по независящим от меня причинам. Для полного рассказа необходимо время.

Уезжало нас с базы немало, целых шесть полных автобусов. Не помню, может быть, это были «Икарусы». Это было под ночь. Темно, только редкие фонари освещают наш строй, командиры называют наши позывные. Да, длинный строй вдоль дороги, что идет между двухэтажными корпусами базы. Автобусы уже стоят на площадке между корпусами и теми самыми морскими контейнерами. Кто-то, пока мы стоим в строю перед автобусами, сказал, что «впервые видит такой многочисленный состав, уезжающий в командировку». Несколько сотен людей скоро сядут в автобусы и покинут базу, чтобы вернуться на нее вновь героями или же пасть героями в бою. Вернутся живыми не все, но все сегодня уходят в легенду, все сегодня уходят в вечность, все сегодня идут делать саму историю собственными руками.

Ехали в автобусе спокойно. Молча и только иногда переговариваясь друг с другом по необходимости. Рядом со мной у окна сидел мужчина лет под сорок.

– Ты откуда сам? – спрашиваю я его.

– Из