урождалась плохой, но себе хватало. Об остальном: жизни в будущем, работе с большей зарплатой, да ещё, где-нибудь в другом городе – мыслилось вскользь, как о чём-то не своём, постороннем. Иногда налетало внезапное, как порыв ветра, желание всё бросить, и пойти служить на военный флот по контракту! Но и здесь существовало непреодолимое препятствие: жёсткий отбор по физическим данным и медкомиссия. А Сашка сильно сомневался, сможет ли он всё это пройти теперь. Да и бабушку одну бросать с её хозяйством на произвол судьбы нельзя. Дядька работал старшим электриком на другом заводе, заколачивал неплохие деньги, подрабатывал у частников по выходным – ладил электропроводку в домах, и дела деревенские его не интересовали – на жизнь хватало. А Сашка был постоянно в долгах: выплачивал кредит, налог за дом и участок в деревне, за содержание дома, за квартиру, напополам с дядькой платил, за интернет платил отдельно, потому что дядька им не пользовался, да и на пиво он тратил прилично… А ещё надо было есть, одеваться. Поэтому, нужду в деньгах он испытывал постоянно, и как тут не залезть в долги? Правда, на заводе, несмотря на суровые правила, кормили в столовой за десять рублей – первое-второе-третье, но Сашка там ел через силу – невкусно!

До окончания смены оставалось полчаса. Все пошли мыть руки. Витёк с участка исчез. Сашка знал: пошёл к барыге за самогоном. А когда придёт, будет звать выпить. Водку и самогон Сашка терпеть не мог – душа не принимала, но, зачем-то, каждый раз пил вместе с Витьком. Пил, наливая на один глоток и обязательно запивая лимонадом, или пивом, и заедая чем-нибудь.

Витёк вернулся, мрачно улыбаясь, с пакетом в руках, где лежала полуторолитровая полная баклажка. Он быстренько снял с себя куртку от спецовки, завернул покупку, чтобы пронести через проходную незаметно, и отправился умываться. Около него уже вьюном крутился Коля, предвкушая дармовое угощение.

С проходной они вышли втроём и сразу направились к ближайшей пивной. Но продавщица, тётка ушлая и крикливая, увидев самогон – быстро выпроводила компанию, пригрозив ещё вызвать полицию. Пришлось искать укромный уголок среди гаражей, расположенных около завода, прихватив с собой пива и разогретых сосисок в тесте – на закуску.

Сашка, как всегда, пил понемногу, запивал, долго дышал и кряхтел и с отвращением закусывал, а потом жадно закуривал. Витёк и Коля, напротив, на самогон налегали активно, игнорируя закуску, ведя бестолковые разговоры. Хотелось присесть на что-нибудь, расслабиться, но подходящего места не находилось, поэтому кампания скоро рассталась. Коля, и так наливавший в свой стакан больше всех, выпросил ещё и «посошок», и себя не обидел. Разошлись по домам, причём, Витькова баклажка опустела больше, чем наполовину.

В своё жилище Сашка шагал, так же бодро, как утром на завод и без единой мысли в голове. Всё и так предельно ясно: сейчас он зайдёт в пивную, купит пива домой, поужинает, соберётся в дорогу, поиграет в «танчики», но недолго, чтобы спать лечь пораньше. А с утра – в путь. В деревне он будет работать, также много, как и на заводе – за неделю набралось дел полно… В воскресенье вечером приедет, надуется пивом и ляжет спать, и спать будет долго, потому что с понедельника он работает во вторую смену – значит рано не вставать. И так весь год, и на следующий год – тоже. Беспросветно и однообразно, серо и уныло.

А у дядьки были гости, что случалось очень редко. Две немолодых женщины, одна – его «дама сердца», так сам дядька её называл, подруга «дамы сердца» и мастер участка, где дядька работал. Оказалось, отмечали премии – мастера и хозяина квартиры. Делали это шумно, весело, с размахом и щедростью. Сашка даже позавидовал.

Дядька устраивать племянника на свой завод не стал, хотя имел такую возможность. Сашка, заикнулся было, но щепетильный родич твёрдо ответил: «Нет!», – и, подумав немного, добавил: «Я краснеть за тебя не собираюсь! Ты в любой момент можешь начудить… Тебя – выгонят, а мне в глаза, потом, тыкать станут!». И Сашка больше не просился…

Его пригласили к столу. Все уже сидели хмельные, оттого добродушные и щедрые. Женщинам – за сорок, для Сашки – старухи, поэтому он не общался с ними, да и вообще, помалкивал, опрокидывая в себя маленькие рюмочки водки и запивая «Кока – Колой». В чужие разговоры он влезать не любил, и неинтересно было… Мастер не рассчитал, упился, ему вызвали такси – отвезти домой. Сашку попросили проводить подругу дядькиной «дамы сердца». На улице уже совсем стемнело, скоро полночь. Сашка согласился – идти недалеко. Хотя и он тоже прилично набрался, но решил, что прогуляться по вечерней прохладе и проветриться перед сном лучше, чем сидеть перед монитором компа, слушая возню, вздохи и кряхтения, доносящиеся из-за закрытых дверей дядькиной спальни, потому что «дама сердца» осталась ночевать. Её подруга, под действием водки, показалась Сашке, теперь – даже, ничего так… Правда, он забыл имя женщины, а спросить стеснялся. Шёл, молча, иногда кивая в знак согласия с ней. А его спутница болтала и возбуждённо хихикала без остановки.

Жила она, и вправду, недалеко. Около подъезда присели на лавочку, закурили. Женщина прижалась к его бедру своим – крепким, упругим, обжигающим и игриво предложила:

– Зайдём ко мне? Я тебя своей наливкой угощу. На чёрной смородине…

Сашка пожал плечами:

– Пойдём… Дома-то, есть кто? А то ведь, время позднее.

– Ни-ко-го! – весело отвечала женщина. – Мужа нету, сын в армии… Одна живу.

Когда поднялись к ней на четвёртый этаж, Сашке, вдруг, стало неловко, ему захотелось не просто уйти, а убежать… Женщина чуть ли, ни в матери ему годится! Да и вставать завтра, чуть свет…

Но она уже открыла входную дверь, втянула его за руку в тёмный коридор и дверь захлопнулась, отрезав путь к отступлению, и отгородив их от всего мира.

Остальное Сашка помнил смутно: морщины на шее, полувялые груди с крупными сосками, запах духов и пота и то, как в третий раз у него не получилось, и он уснул ненадолго…

Как только в окно квартиры его партнёрши заглянул бледненький рассвет, Сашка проснулся: от жажды и головной боли. Женщина спала, сбросив одеяло, совершенно голая, повернувшись к Сашке спиной. Он недолго критически разглядывал её довольно гладкие ягодицы и бёдра, по-девичьи тонкую талию, но вспомнив морщины на шее и запах пота – быстро оделся и заспешил к себе.

Дверь в спальню дядьки – нараспашку. Парочка спала крепко, в обнимку, доносился дружный храп, и