сиять в собственном шоу, и она никогда не пыталась выучить реплики жизни, если они не были из ее собственного сценария. Других она видит лишь как массовку. Если у тебя нет сцен в ее истории, тебя попросту не существует в ее мире.

Летние каникулы в Сиглассе всегда были моим любимым временем года. Как только у моих сестер заканчивался учебный год, наша мать заполняла машину чемоданами, едой, вином и нами, а потом мы проделывали путь от Лондона до Корнуолла и сбегали из города на шесть недель. Вместе. Мы неизбежно просчитывались со временем, поэтому приезжали во время прилива и не могли преодолеть перешеек, но это не имело значения. Как только я видела старый дом с бирюзовыми башенками, я чувствовала себя дома. Мы играли на полоске оставшегося черного песка, ожидая, пока море достаточно отступит. Иногда ожидание только делает вещь более желанной.

Бабушка всегда была рада нас видеть. Как только это было безопасно, она преодолевала перешеек, всегда толкая старую ржавую тележку перед собой, а за ней по пятам следовала собака. Я помню, что до Поппинс был черный лабрадор по имени Боб. Бабушка обнимала и целовала нас, а потом складывала наши сумки на шаткую тележку, чтобы легче было перевезти все к дому. Нам приходилось переправляться несколькими заходами, поэтому мы по очереди ездили в тележке. Наши спальни всегда были такими же, какими мы их оставили, на каждой кровати под наволочкой крылась шоколадная монета. Она всегда знала, как показать нам теплоту и любовь.

Отец редко появлялся там даже до развода. Обычно он присоединялся к нам минимум на пару недель, но я вообще не помню, чтобы в том году он был с нами до того, как это произошло. И я задумываюсь, были ли в браке моих родителей проблемы уже тогда. Это также было примерно в то время, когда наша мать начала настаивать, чтобы мы называли ее Нэнси – она сказала, что любые другие обращения заставляют ее чувствовать себя старой. Тем летом мы не облегчили ей жизнь.

В комнате абсолютно тихо, когда видео начинается. Девятилетняя Лили стоит в коридоре, полном часов, в Сиглассе… на стене видны несколько пробелов для лишних двадцати часов, собранных бабушкой за последующие годы. У Лили тогда был период обожания «Славы». Думаю, мы все его помним, и Нэнси улыбается в настоящем, когда ее дочь улыбается в прошлом. Лили отступает от камеры на пару шагов, показывая наряд в стиле восьмидесятых, который нынче можно было бы ошибочно принять за модный образ. Неоново-розовая футболка, фиолетовые леггинсы, пачка, повязка на голову и розовые гетры воскрешают воспоминания. Я замечаю улыбки остальных, пока они смотрят на танцующего ребенка, подпевающего каждому слову вступительной песни из «Славы». Ее бесконечное пение о вечной жизни, кажется, беспокоит меня больше всех, вместе с другим словом, которое она повторяет секунды спустя, гладя в камеру.

Помни. Помни. Помни. Помни.

Я помню то лето в Сиглассе. Но хотела бы забыть.

Если войти в дом, можно увидеть три двери по левую сторону коридора, две в конце и одну справа. Слева гостиная, затем маленькая библиотека, а потом музыкальный зал. В дальнем конце увешанного часами коридора находится вход в огромную кухню и дверь в крохотный туалет. Лестница справа, но перед ней есть еще одна дверь. Которая почти всегда заперта. Мастерская бабушки или «западное крыло», как она любила ее называть, была запретной территорией, когда мы с сестрами приезжали погостить. Она простиралась на всю длину дома, имея по двери в каждом конце, и именно там бабушке нравилось писать и иллюстрировать свои книги. Теперь на стенах висят гигантские книжные обложки в рамках, включая «Маленький секрет Дейзи Даркер» и еще некоторые любимчики бабушки: «Лучший день рождения Сюзи Смит», «Потерянный песик Денни Делани», «Первый обман Поппи Патил» и «Худшие выходные Чарли Чо». Но в 1980-м бабушка еще иллюстрировала чужие книги и ей только предстояло написать свою.

В мастерской было три стола, всегда заваленные скетчбуками и рисунками, четыре окна пропускали много света, бесконечные ряды разных акварельных красок, пузырьки с чернилами, карандаши, ручки и кисти, и огромные ящики, заполненные разноцветной бумагой. Там были и полки, забитые разными атрибутами, которые бабушка однажды назвала «некоторыми из ее любимых вещей» и огромный мольберт, в день съемки этого видео накрытый белой простынью. Под тканью пряталась незаконченная работа бабушки – ей не нравилось показывать другим свои творения до того, как закончит. Однажды какая-то газета назвала бабушку женской версией Квентина Блейка. Она была в ярости, и сказала, что они должны были назвать его мужской версией Беатрис Даркер.

Мастерская была единственной комнатой в Сиглассе, где моим сестрам не разрешалось ни на что смотреть, ничего трогать, да и просто заходить туда. Мне можно было, когда мы с бабушкой были вдвоем, и Конору тоже, но она никогда не доверяла моим сестрам. Даже тогда. Они обе знали и понимали правила, но Лили никогда не следовала им. Когда ей подарили ролики на день рождения, она только и хотела кататься по дому. Если все двери были открыты, можно было делать огромный круг через коридор, гостиную, библиотеку, музыкальный зал, кухню, а затем и мастерскую, и мы с Роуз никак не могли убедить ее, что это очень плохая идея.

Тем утром, как только бабушка уехала в город за продуктами, Лили надела ролики. Она настояла, чтобы Роуз засекала время, за которое она нарезала круги, и снимала ее на камеру. Моей задачей было наблюдать за перешейком из окна спальни наверху и предупредить сестер, когда бабушка вернется. Что я честно собиралась сделать. Но небо в тот день было чрезвычайно голубым, а облака, ползущие по нему, складывались в очень интересные фигуры.

Я заметила облако-пони и облачный замок, и оба были отвлечением для четырехлетки с ярким воображением. Роуз – ходячая энциклопедия нашей семьи – научила меня названиям нескольких видов облаков. Нет ничего более успокаивающего, чем хорошенькое пушистое кучевое облако в ярко-голубом небе, или птичья красота перистых облаков, образованных из крохотных кристаллов льда, или небо, заполненное слоисто-кучевыми облаками, потому что в настоящей жизни у всех нас есть светлые и темные оттенки. Разных видов облаков столько, сколько и видов людей, и, как люди, они плавают и дрифтуют как им вздумается, в один момент будучи чем-то одним, а в следующий преображаясь во что-то совсем другое. Неузнаваемое через долю секунды. Жизненные циклы существуют в каждом аспекте природы, и все мы просто играем свою роль так долго,