Да уж, комплексом неполноценности он явно не обременен. Я бы могла назвать Альбрехта Дюрера тщеславным хвастуном, но, если честно, впечатлена его самоуверенностью, на что он имеет полное право. Должно быть, это стоило ему невероятных усилий, чтобы достичь успеха, будучи немецким художником здесь, в Италии, где все, что находится за пределами Альп, считается недоразвитыми цивилизациями. Кроме того, я хотела узнать его получше, прежде чем делать какие- то выводы.

Через несколько метров переулок, в который мы свернули из Кампо-Сан-Бартоломео, заканчивается, а за ним… вода. Квартира Дюрера, похоже, расположена вдали от каналов, из-за чего при взгляде из окна складывается ошибочное впечатление, что вы находитесь в совершенно обычном городе, ничем не отличающемся от остальных. Но все обманчиво. Это Венеция – город, возвышающийся над лагуной на фундаменте из мощных дубовых стволов. Город, который веками бросает вызов приливам.

Внезапно мне становится весьма легко следовать совету Альбрехта и молчать. Когда мы выходим из тусклого переулка и перед нами раскидывается Гранд-канал, я теряю дар речи. Вода лениво плещется у причала, там, где дорога неотвратимо заканчивается и тонет в канале. Гондолы и барки прочно пришвартованы к столбам, а запах солоноватой морской воды тяжелым облаком висит в воздухе. Я прижимаюсь как можно ближе к своему спутнику, совершенно забыв держать голову опущенной, чтобы скрыть свою природу. Вид вокруг меня держит мой взгляд в плену.

Перед нами появляется мощный деревянный мост, пересекающий Гранд-канал. Два крытых пандуса тянутся друг к другу с обоих берегов и образуют соединительную платформу в центре, снабженную системой шкивов и лебедок. До отказа загруженные транспортные лодки скользят под ним, а извозчики в них выкрикивают команды и проклятия, перемещаясь по взбудораженной воде.

– Идемте! – Дюрер хватает меня за руку и энергично тащит к гондолам на причале. – Мы арендуем гондолу, чтобы не ждать, когда мост поднимется.

Я прослеживаю его взгляд и обнаруживаю массивное парусное судно, как раз заворачивающее за поворот Гранд-канала и берущее курс на мост. И тогда я понимаю, для чего эти веревочные лебедки! Это подъемный мост, центральную часть которого можно при необходимости возвести, чтобы пропустить судно такого размера! Гениально, но не очень практично для пешеходов: пока большой корабль пройдет под мостом, людям придется ждать, чтобы пересечь канал.

Дюрер быстрым шагом ведет меня к деревянному причалу, где обращается к ожидающему гондольеру и тихо договаривается с ним о цене. У меня от волнения сердце скачет в горле. Мужчины наконец сходятся в цене, и Дюрер машет мне, чтобы я следовала за ним в гондолу. Он уже забирается в узкую лодку – настоящий символ Венеции, а я осторожно вступаю на причал, гнилые доски которого стонут под моими шагами, и бросаю недоверчивый взгляд на своего сопровождающего. Сооружение выглядит довольно шатким, и мне приходится сосредоточиться, чтобы не потерять равновесие при посадке, иначе я рискую нырнуть в канал головой вниз.

Гондольер, заметив мое колебание, торопливо помогает мне сесть и, когда я благодарно ему улыбаюсь, удивленно моргает. Тут же осознав свою оплошность, я быстро опускаюсь на мягкое сиденье рядом с Дюрером и еще сильнее натягиваю полы шляпы на лицо. Взгляд гондольера на какое-то время замирает на мне, прежде чем он располагается на своем месте позади нас и направляет гондолу с помощью длинного гребного ремня.

Меня охватывает новая волна тревоги, пока мы скольким по воде в узкой лодке, а наш перевозчик ловко направляет судно через канал. Боже, здесь такое оживленное движение! В эти времена Венеция – исключительно пешеходный город, а то, что необходимо перевезти, переправлялось через каналы. Мимо нас проходят баржи, загруженные бочонками с вином, мешками и деревянными ящиками. Торговец овощами проносится так близко к нам, что я могла бы протянуть руку и сцапать лук из его корзины. Кроме грузовых суден проходят бессчетное множество гондол, начиная с простых моделей, как наша, и заканчивая великолепно украшенными, скрывающими своих пассажиров от солнца и чужих глаз под специальными навесами.

– Это мост? – тихо спрашиваю я Дюрера, когда мы скользим под деревянным сооружением. – Как он называется?

Альбрехт бросает на меня удивленный взгляд.

– Мост Риальто, конечно. Единственная пешеходная дорожка через Гранд-канал!

Серьезно?!

Вероятно, он полагает, что я знаю мост Риальто, как само собой разумеющийся факт. Ранее я упоминала при нем, что бывала в этом городе. Однако я знаю знаменитый белокаменный мост, который, очевидно, в это время еще не существует. Что случилось с его деревянным предшественником? Может, его снесли или он сгорел при пожаре, из-за чего появилась необходимость воздвигнуть каменный? Ну, пролить свет на эту загадку я смогу только в настоящем.

– Вон там. – Дюрер указывает направо, где располагается гигантская строительная площадка. Армия рабочих занята подъемом внушительного здания, в три раза шире окружающих его палаццо. – Фондако деи Тедески, торговая контора немцев. В январе два года назад случился пожар, и здание было разрушено. Венеция согласилась восстановить его и пообещала сделать это в ближайшее время.

В голосе Дюрера звучит восхищение, и я молча смотрю на него.

Перед торговым домом нет тротуара, зато на набережной есть причал, где стоят лодки, набитые строительными материалами и инструментами. Позже, когда строительство будет завершено, торговые суда будут разгружать в этом месте свой груз, чтобы перевозить на склады за аркадами без обходных путей.

Чайки с криком проносятся над нашими головами, пока гондольер плавными равномерными движениями рассекает воду, пронося нас по каналу. Некоторое время я разглядываю площадку Фондако, но после меня отвлекают великолепные палаццо, выстроившиеся вдоль канала с обеих сторон. Словно выросшие прямо из воды, они тесно прижимаются друг к другу, каждый из которых по-своему прекрасен и удивителен. Архитектура Венеции – уникальная и самобытная – представляет собой дикое сочетание византийских, восточных и готических элементов. Остроконечные арки, розетты, колонны и балконы. Огромное изобилие декоративных элементов и архитектурных стилей, создающих впечатляющую единую картину. Я никак не могу насытиться этим великолепием, мой взгляд неугомонно блуждает по каждой проходящей мимо лодке, и что-то во мне продолжает надеяться, что я увижу Лео на борту одной из них.

Наша поездка по Гранд-каналу занимает в общей сложности около пятнадцати минут, и, когда гондольер причаливает, я чувствую легкое головокружение.

Мягкое покачивание гондолы убаюкало меня так, что, вновь обретя надежную почву под ногами, я продолжаю пошатываться на нетвердых ногах.

– К этому привыкаешь, – уверяет меня Альбрехт, придерживая меня за локоть, чтобы я не свалилась в канал, как пьяница.

Вскоре мы оказываемся у крыльца простой белой церквушки и снова погружаемся в тесно сплетенный клубок переулков. Дюрер быстрым шагом проводит меня через тенистые проходы – едва ли достаточно широкие, чтобы раскинуть руки в стороны, – мимо скрытых во дворах садов и извилистых площадей. Он так и не говорит мне, куда мы направляемся, но кажется абсолютно уверенным, что я смогу найти там все необходимое.