– Мне тоже кажется, что только вы меня понимаете. Мне так близко ваше желание делать добро, я хотела бы заниматься этим всю жизнь.

– Так давайте объединимся. Вокруг столько бедности и горя, вдвоём мы сможем помочь многим! – обрадовался Шереметев.

– И как мы сможем это делать? – подтолкнула его Надин.

– Прошу вас, станьте моей женой!

– Я согласна! – Надин светло улыбнулась кавалеру и предупредила: – Но вы должны сначала поговорить с моей мамой, решение остаётся за ней.

– Господи, как же я счастлив! – воскликнул Шереметев, и в его голосе зазвенели слёзы. – Вы позволите мне поговорить с Софьей Алексеевной прямо сейчас?

– Нет, уже поздно, но вы можете сделать это завтра утром, а теперь вам пора отвести меня к графине Кочубей. Музыка-то уже закончилась.

Шереметев виновато пожал плечами, ведь они остались посреди зала одни. Вальс оказался последним танцем, и другие пары уже потянулись к дверям столовой. Граф предложил Надин руку и повёл её вслед за остальными, а она всё пыталась понять, что же чувствует. Наконец-то она получила долгожданное предложение руки и сердца, но куда делись восторг и всепоглощающая радость?.. Ради справедливости нужно признать, что на какое-то мгновение Надин испытала острое чувство триумфа, ощущение победы, но оно так быстро растаяло, а в голову пришла грустная мысль о том, что свободе – конец, и почему-то очень пугало слово «жених».

Жених проводил Чернышёвых до дома и предупредил, что он приедет к полудню. Надин задержалась с ним на крыльце. Прощалась.

Графиня Кочубей отправила Любочку спать, а сама осталась ждать Надин в вестибюле. Увидев свою подопечную, она весело сказала:

– Поздравляю! Я всегда знала, что ты сделаешь самую лучшую партию.

– Эта точно самая лучшая? – кокетливо переспросила Надин.

– Точно. Есть ещё только один холостяк с таким же большим состоянием – князь Ордынцев, но он, насколько я знаю, пока не собирается жениться, – объяснила Мария Васильевна и повела Надин в гостиную, где коротали вечер Софья Алексеевна и её тётка.

Кочубей объявила о новости прямо с порога:

– Соня, твоя дочь оказалась права. Шереметев сделал ей предложение.

Графиня попыталась что-то сказать, но из её глаз хлынули слёзы, она так и застыла, вцепившись в подлокотники кресла и не вытирая мокрых щёк. Надин бросилась к матери, обняла и принялась уговаривать:

– Не нужно плакать! Вы же хотели, чтобы мы устроили свои судьбы, теперь можно не заботиться о нашем приданом и просить у императрицы-матери только разрешения на ваш отъезд к Бобу. Вам больше не нужно волноваться за нас. Любочка сможет жить в моей семье, мы с Велл сделаем всё для того, чтобы она тоже нашла хорошую партию!

– Я знаю, – всхлипнула графиня, – всё складывается как нельзя лучше, но я боюсь, что вы с Верой принесли себя в жертву обстоятельствам, поспешили с выбором.

– Я совсем не спешила! Тётя Мари вам скажет, что граф – прекрасный молодой человек. Он молод, красив, богат, а самое главное, у него благородное сердце.

Кочубей подтвердила:

– Он и впрямь прекрасная кандидатура. Если двор не станет возражать против его ранней женитьбы, то Надин очень повезло.

– Ты думаешь, что двор может вмешаться? – сразу же позабыв о собственных переживаниях, забеспокоилась Софья Алексеевна. – Что же мне делать в таком случае?

– Выслушай предложение, но не спеши объявлять о помолвке. Скажи Шереметеву, что ты не возражаешь, но просишь время на раздумья, – предложила Мария Васильевна. – Приличия будут соблюдены, слухи быстро дойдут до императрицы-матери, и, если та не против, нам дадут об этом знать. Вот тогда и дашь окончательное согласие.

Все, кроме самой «невесты», дружно согласились, что это мудро и прилично, да и она промолчала. Иногда лучше прикусить язык, чем ссориться со всей семьёй сразу. Лежа без сна, Надин проклинала досадную отсрочку, а в голове почему-то всё время крутилась мысль, что теперь придётся держать ухо востро: не дай бог, какая-нибудь акула в кружевах и перьях захочет украсть её победу.

Победа бывает и зримой. По крайней мере, в том, что касалось всесильного генерал-лейтенанта Чернышёва, эта фраза уж точно была справедливой. Новый дом Александра Ивановича на Малой Морской неизменно поражал воображение гостей запредельной роскошью. Все ахали и восторгались, молчал только Вано Печерский – его эта помпезность откровенно злила. Как только Вано входил в просторный вестибюль, настроение у него мгновенно падало. На мраморной лестнице с решёткой из позолоченной бронзы в душу Печерского вползало раздражение, а в конце бесконечной анфилады нарядных комнат чёрная волна зависти окончательно отравляла его сознание. Чернышёв имел всё – карьеру, связи, богатую, как Крез, жену, а своему помощнику предлагал грязную работу и сомнительный брак с высокомерной сучкой. И что хуже всего, за сущие гроши. Разве это справедливо?

Чернышёв никогда более не возвращался к их первому разговору о «племянницах-сиротках». Тогда приказ шефа не оставил простора для толкований: чёрное было чёрным, а белое – белым. Вано обязали жениться на старшей из трёх девиц и стать опекуном младших. Перед свадьбой он должен был подписать определённые обязательства. Шеф добивался одного: чтобы, не дай бог, на графский титул Чернышёвых не появился претендент-мужчина. Александр Иванович высказался предельно ясно: выполнишь задание – получишь благоволение и дальнейшую карьеру, не выполнишь – пинком под зад вылетишь на улицу. Вано до сих пор удивлялся тому, что Чернышёв сменил гнев на милость и не выгнал его после неудачи с графиней Верой. Весной Печерский просидел в треклятом Полесье целых три месяца, хоть и понимал, что задание провалено. Но прячься не прячься, а от наказания не уйти. Вано просто не мог потерять столь выгодное место и, приготовившись к худшему, вернулся в Петербург.

Чернышёв уже знал, что его «племянница» вышла замуж, и отнюдь не за Вано, но, как ни странно, объяснениям своего помощника всё-таки поверил. Вано тогда поклялся:

– Ваше высокопревосходительство, здесь дело в деньгах! Графиня Вера польстилась на состояние Горчакова, вы же знаете, как он богат.

Шеф тогда переменился в лице, но объяснение принял:

– Ну да, девицы – народ меркантильный…

После этого Александр Иванович надолго задумался, а когда вновь обратился к Вано, лицо его стало непроницаемым, а голос оказался подчёркнуто бодрым:

– Меня волновало лишь счастье племянницы. Она сделала выбор, ну что ж… Ей жить…

Вано показалось, что это конец. В отчаянной попытке вернуть расположение начальства он намекнул:

– У нас есть и вторая Чернышёва… Графиня Надин мне очень нравится, я был бы счастлив стать её мужем. Моя семья безупречно родовита. Ни мать девушки, ни князь Горчаков не смогут против этого возразить.