От такого особняка Вано и сам не отказался бы. Тем более что Надин собиралась превратить его в доходный дом, а это было даже выгоднее. Осталось дождаться встречи со своей жертвой, а пока можно было подумать и о себе. Самое время выкурить заветную трубочку, а потом уплыть в благословенную истому…

Сладкая истома сытого безделья, что может быть лучше? По утрам девицы из борделя мадам Азы откровенно ленились. Они долго нежились в постелях, а потом собирались на поздний завтрак в маленькой столовой, где болтали о всевозможных пустяках и мыли кости своей хозяйке. Мадам Аза приходила по вечерам, а её прихлебательницы, Неонилы, – богатырской стати рыжей толстухи – девицы не боялись: рыжая сама втихаря недолюбливала «мадаму». Да и как такую любить? Жадна, прости господи, неимоверно.

К трём часам пополудни девицы уже поставили второй самовар. Сплетни закончились, варенье съели – больше ничего интересного до вечера не предвиделось.

– Может, в лавку сходим? – предложила товаркам шустрая и вертлявая Глаша.

Ответа можно было и не ждать, остальные девицы – все, как на подбор, сильно раздобревшие тверские мещанки – были ленивы и на улицу выползали редко. Они переглянулись и зенекали:

– Нет… Неохота…

– Ну, как хотите, сама пойду.

Глаша только поднялась из-за стола, как у дверей звякнул колокольчик.

– Кого это там принесло? Закрыто же ещё, все в округе знают…

Глаша подбежала к окну и глянула вниз. На крыльце стоял мальчишка в серой поддёвке и мягком картузе. Заслышав стук открываемой рамы, он поднял голову и улыбнулся Глаше. Крикнул:

– Помады французские, корсеты англицкие! Высший шик, только что с корабля!

– Контрабандой промышляешь, красавчик?

– А коли и так? – отозвался мальчишка. – По дешёвке отдаю.

Глаша спрыгнула с подоконника и заявила товаркам:

– Там внизу малец товар принёс. Поглядим, что ли?.. Деньги-то ведь ещё не отдавали.

Румяные толстухи переглянулись и дружно кивнули:

– Ага…

Глаша уже летела к двери. Она открыла засов и впустила мальчика.

– Пойдём наверх, там девочки ждут, – велела она.

Юный коробейник поспешил вслед за нею в тесную столовую.

– Ну, показывай, что принёс, – распорядилась Глаша.

Продавец откинул кусок холста с объёмного берестяного короба и выложил на стол чёрный кружевной корсет, три пары чулок и маленький веер. За ними последовало множество разномастных склянок.

– Извольте, глянуть! Белье, помады, румяна, даже белила англицкие.

Женщины тут же кинулись разбирать товар. От корсета отказались сразу: вертлявой Глаше он был велик, а на остальных явно не сошёлся бы. Веер тоже пришёлся не ко двору, а вот склянки вызвали у покупательниц живой интерес. А уж когда продавец разрешил мазнуть помады «на пробу», женщины пришли в полный восторг. Они красили друг другу губы, румянили щёки, а брюнетка Глаша с удовольствием разглядывала в зеркале своё набелённое лицо.

– Сколько хочешь за белила? – поинтересовалась она.

То ли продавец был неопытным, то ли товар оказался и впрямь контрабандным, но запросил мальчишка сущие гроши. Женщины обрадовались, поделили между собой склянки и кинулись за деньгами. Шустрая Глаша вернулась первой, протянула коробейнику деньги и забрала баночку белил.

– Как у вас тут живётся? Хозяйка не обижает? – спросил мальчик.

– Не больше, чем в других домах, – пожала плечами Глаша. – Жадна только наша Аза, но и мы не вчера родились, свою копеечку к ладони прилепим.

– Да разве знатные дамы бывают жадными? Ходят слухи, что ваша, не в пример другим мадамам, – жена графа и только из интереса бордель держит.

– Кто графская жена? Аза?! – возмутилась Глаша. – Да это кто же такой слух пустил? Не иначе как она сама.

В кухню вернулись другие женщины, и возбуждённая Глаша кинулась к ним в поисках справедливости. Как только её товарки уловили суть возмутительной сплетни, всех четверых будто прорвало. На продавца сразу же посыпались откровения:

– Муж у Азы есть, да только он простой ямщик, даже хуже – погонщик, на телеге в одну лошадь в обозах ходит. На графа она только пока глаз положила, хотя знает того с юности. Конечно, она забеременела от графа, да только куда своего погонщика денет?..

– А коли и денет, – перебила подруг Глаша, – граф этот всё равно на Азе не женится. Не по чину ему это.

Женщины дружно закивали. Согласились с товаркой. Но продавец никак «не понимал», и гнул своё:

– Так если граф ребёнка признает, это всё равно что женился…

– Азе муженёк так признает, что мало не покажется! – отозвалась Глаша. – Видел бы ты, как он её отделал! Живого места не было. Как только она ещё дитя не скинула…

Все принялись с радостью обсуждать, до чего же страшна была «мадама» после возвращения мужа и как граф к ней мерзко относился: издевался да высмеивал. Девицы так увлеклись, что даже не заметили вошедшую женщину. Рыжая, как морковь, высоченная, с огромными, как астраханские дыни, грудями она казалась просто великаншей. Рыжая строго зыркнула на девиц и поинтересовалась:

– Что за базар вы тут устроили? Забыли, что хозяйка говорит? Собирай, малый, своё барахло и уматывай.

Повторять ей не пришлось. Коробейник покидал товар в корзину и распрощался. Через минуту за ним захлопнулась дверь. Данила сбежал с крыльца и даже засвистел от удовольствия. Задание частного пристава он выполнил: разузнал-таки всю подноготную хозяйки борделя, Азы.

Аза натянула рубашку и накинула поверх неё капот. Мужа дома не было, этот дурак всё никак не мог поверить, что она не предупреждала Печерского, и тот уехал сам. Муженёк сначала проспал соперника, а теперь носился по столице в его поисках. Пусть бегает, она хоть отдохнёт и от него, и от любовника. Аза присела у туалетного столика и принялась старательно запудривать глубокие морщинки у глаз и мелкую сеточку вокруг губ. Да, время неумолимо отнимало её красоту. Впрочем, была ли она вообще у неё, эта красота? По крайней мере, десять лет назад мать Вано – графиня Саломея Печерская – считала свою приживалку настоящей уродиной.

Вновь вспомнились муки недавнего прошлого, когда Аза пыталась во что бы то ни стало забеременеть от Печерского. Этот поганец совсем скурвился. Он оказался настолько слаб по мужской части, что не мог излиться часами. Аза не раз подсовывала ему девиц для оргий, но Вано так и остался никчёмным. Всё заканчивалось одинаково. Девицы по очереди возбуждали, а когда появлялся намёк, что Печерский может излиться, Аза залезала к нему на колени, сама вводила внутрь себя вялый член и дотягивала совокупление до завершения. Сколько раз так ничего и не получалось, и тогда Вано вымещал злобу и на ней, и на девицах, пиная их всех ногами. Но теперь это, слава богу, осталось в прошлом.