«А дальше? Что будет дальше? Впрочем, кто из нас может заглянуть в будущее? Поживём – увидим», – так размышлял растерянный Баранов. В этот момент ему хотелось и уйти от преследующих его навязчивых миражей прошлого, и уберечь себя от возможных дальнейших ударов судьбы.

В один прекрасный день Баранов смалодушничал и просто не пришёл на назначенную встречу. Он не знал, как ему объясниться с Галиной. Она казалась ему такой хрупкой и ранимой, и он не представлял, что должен будет говорить ей. Ему пришлось бы поведать о Катерине, об их юной любви и её горьком итоге. Рассказ о разбитых мечтах и растоптанном самолюбии, о собственной мужской несостоятельности и ненужной преданности той женщине, которая его унизила, был выше его сил. А вдруг впечатлительная Галя ещё и начнёт плакать, умолять его остаться? Что делать в этом случае? Взвинченный Баранов пытался про себя проиграть все возможные варианты разговора, но у него ровным счётом ничего не получалось, он только начинал нервничать и сильно потеть. В результате единственное, что он смог придумать, так это не видеться больше с милой Галей.

На привычное место встречи рядом с борцами за свободу трудового народа ничего не понимающая Галина приходила каждый день в течение недели. Баранов трусливо не появился. Галя решила, что он встретил другую женщину.

После совершённого предательства – а он, конечно, осознавал, что это предательство! – тишина и безразличие обосновались в барановской душе. Опустошённость и покорность заняли место ярких красок, чистых звуков, знакомого запаха. Было ощущение, что внутри лопнула какая-то важная струна. Вспоминалось, как некогда при виде задорной Катерины сердце отзывалось малиновым звоном, лихорадочно учащался пульс. Теперь пропал былой резонанс, никому не отвечала душа. Поэтому многие дальнейшие события жизни прошли незамеченными, не оставив в его памяти значимого отпечатка.

Второй раз Баранов женился по инерции. Не от скуки, одиночества или по обязанности, а как-то… невзначай. Их отношения с Тамарой получили официальное оформление будто бы вне зависимости от их воли, сами собой. Они случайно познакомились, скромно жили, тихо разошлись. Всё у них было очень обыденно, приземлённо, без головокружительных феерий и долгожданных праздников. По сравнению с кипевшим страстями первым браком второй оказался блёклым и никчёмным: не семейная жизнь, а какая-то её жалкая тень, нелепая пародия.

Совместные радости им заменила борьба за выживание: ежедневная нудная работа, вечерняя подработка – репетиторство с бестолковыми недоучками, попытки ночного натужного бдения на кухне над очередной главой кандидатской диссертации, проблемы с продуктами и жильём. И ко всему этому вороху постоянные упрёки жены из-за незаконченного ремонта и отсутствия денег.

К тому времени почти все барановские друзья юности обзавелись семьями. И, что удивительно, у всех родились мальчики. Баранов тоже мечтал о сыне. Он очень явственно представлял, как будет с ним гулять в парке, учить играть в футбол и хоккей, вечерами помогать делать домашние задания. Он даже заранее решил, что назовёт сына Юрием, в честь Гагарина.

Тамара ходила тяжело, дважды лежала в больнице на сохранении. Её с первых месяцев беспрестанно мучил жестокий токсикоз. УЗИ ей сделали лишь раз, и то на начальной стадии беременности, потому что боялись навредить плоду. Толстый рыжий доктор тогда очень сильно порадовал взволнованного Баранова, авторитетно заверив хриплым прокуренным басом: «Парень будет».

Когда взвинченному, не находящему себе места Баранову по телефону сообщили, что Тамара родила, чувствует себя хорошо и с ней всё в порядке, он, не дослушав радостного известия, в невероятном возбуждении оборвал:

– Мальчик?

– Нет, – коротко ответил на другом конце провода женский голос.

– А кто? – вопросом из старого анекдота отреагировал оторопевший Баранов. Он не мог поверить, что и тут потерпел фиаско. Он так долго ждал этого часа, готовился, строил планы, надеялся, что наконец будет переломный момент в его жизни и теперь судьба резко пойдёт в гору, – а получилось всё опять совсем не так. Наверное, именно из-за несоответствия событий его радужным ожиданиям Баранов как-то сразу охладел к новорожденной и даже не задумался об её имени. Выйдя из роддома, Тамара сама назвала дочь Светланой.

Дальнейшая семейная кутерьма слилась для безучастного Баранова в один серый безликий ком. Бессонные ночи из-за ребёнка, очереди за дефицитным детским питанием, походы по врачам, поиски детского сада поглотили несколько лет жизни. А ведь это могли быть его лучшие годы, самый расцвет, когда он был призван творить, созидать, дерзать и воплощать. Но вместо взлёта – очередной провал. Бесцветность, убогость и приземлённость верховодили барановской судьбой. Были ли на самом деле эти годы? Что он тогда делал, чем жил? Непонятно. Не жил – существовал, как хилое растение, случайно проросшее в полутёмном подвале.

К тому времени, когда Светлане исполнилось пять лет, даже Тамаре стало ясно: продолжать совместную жизнь нет смысла. Развод принёс вожделенное одиночество, но вместе с семьёй Баранов утратил и интерес к творчеству. Он по привычке сидел ночами на кухне над стопкой давно исписанных листов, крутил в руках ручку, смотрел куда-то в угол. Изредка вдруг спохватывался, заставлял себя перечитать ранее написанное, начинал менять местами главы, сортировать пункты, редактировать текст, но ничего нового так и не добавлял, и вскоре опять забрасывал рукопись. Иллюзия, что семейная жизнь мешала его творческим амбициям, развеялась.

Спустя ещё несколько лет институт, с которым были связаны карьерные надежды Баранова, закрылся. Его не пощадило сложное перестроечное время: государственное финансирование прекратилось, полуразваленной промышленности не требовался научный потенциал. В отрасли снежным комом нарастали проблемы, стало не до перспективных разработок, на повестке дня стояла одна задача – выжить. Наступило время тех, кто умел делать деньги. Баранов же не обладал коммерческими способностями, а другие таланты, если они и были, давно похоронил.

Вспоминая о дочери, Баранов очень сожалел, что не смог наладить с ней нормальных отношений. Он совсем не был в курсе её дел: не ведал не только с кем дружит и чем интересуется, но и даже где и как учится. Через дальних знакомых прослышал только, что теперь она студентка одного из недавно открытых новомодных университетов, семьёй пока что не обзавелась.

Он знал также, что, когда Тамара второй раз вышла замуж, Светлана вместе с матерью без сожалений рассталась с его, как она называла, «скотской» фамилией. «Хватит, – говорила девочка, – достаточно в школе наобзывали». Обе они сменили её на более благозвучную «морскую» фамилию отчима, стали то ли Кораблёвыми, то ли Кораблиными.

Хотя ответственно относившийся к своим отцовским обязанностям Баранов и делал для Светы то, что было необходимо, получалось это у него очень