Ника побродила между деревьями, нашла пару белых грибов. Убрала их в рюкзак. Пока копошилась, сделала шаг назад и задней стороной бедра больно наткнулась на тонкий высокий пень. С досады от резкой боли, что вызвала слезу, чуть не пнула по гнилому пню.

Но замерла, увидев, как прямо внутри пня что-то блеснуло. Ника наклонилась к обломку дерева сверху и сквозь воду, собравшуюся в глубокой прогнившей яме, рассмотрела нечто сверкающее. Сунула руку в расщелину, стала скрести ногтями мягкую крошащуюся древесину. Нащупала что-то маленькое, твёрдое и колючее. Кое-как вытащила наружу. Протёрла. На ладони лежал перстень белого золота с большим прозрачным камнем.

Сообразив, что под стельку его не спрятать, Ника стала лихорадочно искать тайник, присела на корточки у рюкзака, но положить туда перстень не решилась. Куда, куда, куда… Спешно перекрутила цепочку, расстегнула, продела сквозь перстень…

— Ты чего это тут? — прямо над Никой возвышался Гордей. — Что заныкала?

— Да я просто… грибы в рюкзак убираю. — Ника показала в раскрытом рюкзаке пакет с белыми грибами. — Вы не хотите, а я поем. Потом.

Гордей несколько секунд осматривал Нику, её лицо, одежду, рюкзак.

— Ты что? — Ника попыталась придать голосу наглости.

Получилось или нет, не поняла, но Гордей развернулся и крикнул через полянку:

— Собираемся и идём дальше!

— Пусть перекись и зелёнку возьмут, — подсказала Ника.

— Аптечку не забудьте!

Антисептики Ника получила обратно только на вечернем привале. Стася всё не уходила — наблюдала, как Ника убирала пузырьки в аптечку.

— Ты сегодня ещё монетку нашла, да? — протянула Стася, заглядывая в рюкзак, куда Ника убрала косметичку, набитую лекарствами.

— С чего ты взяла?

Но Стася только молча вытягивала шею, рассматривая содержимое рюкзака. Ясно, Гордей подослал её вынюхивать. Хорошо, что монеты в кроссовке, а кольцо — на цепочке.

— Ничего я не нашла, — сказала Ника, застёгивая рюкзак. И указала на пакет с белыми и подберёзовиком: — Грибы будешь?

— Нет, не буду, — сухо ответила Стася и пошла к костру.

Делиться грибами ни с кем не пришлось — каждый занимался своим ужином сам, все сидели на приличном расстоянии друг от друга и ели молча. Даже Стася отодвинулась от Гордея метра на полтора. Или он от неё.

— Может, покажешь, что ты там заныкала? — произнёс Гордей, исподлобья глядя на Нику.

— Я же тебе уже показывала — грибы. — И Ника чуть наклонила свою тарелку, где ещё оставались кусочки белых.

— Крыса — она и есть крыса, — не глядя на Нику, пробурчала Женя.

— Сама ты крыса, — отозвалась Стася.

— На себя посмотри, подстилка, — огрызнулась Женя.

— Заткнитесь обе! — рявкнул Гордей и снова обратился к Нике: — Мы вообще-то все вместе идём, так что можешь нам спокойно показать, что нашла.

— А ты покажешь нам свои монеты? — вопрос Ники повис в тишине. Она повернулась к Жене: — Может, ты покажешь? Или ты? — В ответ на обращение Стася даже головы не подняла.

Больше за едой никто не произнёс ни слова.

После ужина Женя демонстративно закрыла палатку изнутри, тем самым показав Нике, что ей снова придётся спать на улице. Ника сходила к роднику и стала устраиваться на ночлег.

Кто бы мог подумать, что сон на свежем воздухе… Открыв рюкзак, Ника остолбенела — все вещи оказались перевёрнуты. Скомканная одежда, приоткрытая аптечка, разорванные пакеты с запасами. Даже глиняную свистульку снова разворачивали и потом засунули между вещами кое-как.

Интересно, кто тут так поработал. Хотя, в сущности, какая разница.

Глава 8. Чужие деньги — чужие проблемы

Быстро уснуть не получалось. Ника с закрытыми глазами лежала на боку и всё вспоминала вытоптанную полянку. Странно, что на ней почти не было мха, а ведь он здесь повсюду — куда ни ступи, везде мягкая зелень. А на полянке — одна сухая трава, да и та примята. Может, кто-то ещё охотится за кладом Еремея? И что это за дети, одна из которых уж очень похожа на…

В лагере раздался шорох. Будто кто-то открыл вход в палатку. Приоткрыв глаза, Ника увидела, как из палатки Гордея выскользнула невысокая гибкая тень. Ясно, Стася. В кустики, наверное. Нет, идёт в другую сторону. К Нике, нет, дальше. Подходит к палатке Жени. Стоит на одной ноге, второй лишь чуть касается земли. Прислушивается. Приседает и потихоньку начинает открывать палатку. Залезает внутрь. Странно, что Женя не закрылась изнутри.

Тишина длилась будто час. Потом Стася выбралась из Жениной палатки, закрыла вход и трусцой побежала к себе.

Стася давно юркнула в свою палатку, а Ника всё не могла уснуть. Значит, это Стася рылась в Жениных вещах. А Женя подумала на Нику. Сама Стася при этом промолчала. Конечно, разве она сознается.

А кто швырялся в вещах Ники? Да кто угодно. Нечего рюкзак у всех на виду оставлять. А что делать, если в палатку её больше не пускают? С собой этот баул таскать? Постоянно? Видимо, придётся. Раз уж все начисто перестали друг другу доверять, то ничего не попишешь.

Кто же всё-таки полянку затоптал? Вдруг другие кладоискатели? А их компания уже нашла несколько монет. А в кино часто показывают, как за сокровища убивают. Причём чаще всего те, кто к самим сокровищам вообще не имеет отношения, кто их не искал, не унаследовал и не добыл. Что, если за ними всё время кто-то идёт по следу, а когда они найдут клад… то их самих потом не найдут.

«Нашёл! Моё!»

Нику придавило к земле, что-то ледяное и извилистое проникло в спальный мешок. Ощутив на коже нечто мокрое, холодное и перебирающее липкими щупальцами, Ника вскрикнула и попыталась вырваться. Спальник, конечно, мешал, но Ника что угодно бы сейчас сделала, лишь бы оказаться как можно дальше от этой бледной мерзости. Снова мелькнуло белое лицо с хищным оскалом, жилистая рука потянулась к шее Ники, но захват не удался — только мерзкие влажные пальцы больно задели шею.

Вывернувшись из мешка, Ника на четвереньках добежала до кострища, вытащила оттуда полено и швырнула в преследователя.

— Ай! Ты совсем чокнулась? — Женя вцепилась в собственное плечо. Кажется, её задела брошенная дубина.

— Чего вы орёте? — сердито спросил Гордей, выглядывая из палатки.

— Здесь кто-то был! — Ника лихорадочно осматривалась, но видела только привычное — палатки, кострище, собственный рюкзак и скомканный спальный мешок. Никаких бледных чудовищ.

— Да у неё крыша поехала. — Женя широко вращала плечом.

— Что, опять зверюга? — спросил Гордей, зевая.

— Нет, это… это человек. — Нику пот прошиб, как только она вспомнила бледное искажённое лицо и мерзкую липкую руку. — За