перепробовано все. Однако с весьма средним результатом. Да еще Вероника относилась ко всему с большой ленцой, что замечали все преподаватели, правда, снова очаровываясь внешностью девочки, закрывали на это глаза. К слову сказать, и характер у нее был не скандальный. Довольно миролюбивый, покладистый. Девочка была не злая, тактичная. И совсем не трудно было научиться добиваться некоторых «плюшек» с помощью всех этих качеств. Что она с успехом и сделала.

Семен Михайлович был более строг к дочери. А мама, Алла Викторовна, делала кое-какие поблажки. Давала потихоньку дочери денег на прогулки и развлечения. Отец запрещал. Он хотел, чтобы Вероника, которая с трудом окончила девять классов, шла в колледж, чтобы поскорее начала зарабатывать деньги и сама себя обеспечивать. Чтобы знала цену деньгам, понимала, как они достаются.

Вероничка поныла, подавила на жалость, и мама принялась ее защищать, мол, пусть уж она, раз хочет, оканчивает одиннадцать классов, ничего в этом плохого нет. Семен Михайлович справедливо заметил:

– А на какие «шиши» она учиться потом будет? Баллов ведь не наберет на бюджет? Опять на горбу тащить?

– Ну… – замялась Алла Викторовна. – Мы же копили с тобой и еще за два года подбавим. Образование – это важно. Надо дать ребенку хороший старт и…

Семен Михайлович проворчал, что, мол, копили-то они на домик с участком, мечтали давно да все никак… Потом махнул рукой и вышел из комнаты.

– Делай как знаешь, – разочарованно бросил он жене.

Вероничка улыбнулась. Опять вышло по ее.

Ну и что? Отучилась до одиннадцатого класса. Выбрала институт. Да не простой. Решила журналисткой стать. Пришлось нанимать репетиторов, чтобы хоть русский язык с литературой подтянуть для этого. Поступила. Отправились родители в банк, сняли все свои сбережения и оплатили учебу. Общежитие Веронике не дали – жили они недалеко от института, в пригороде. Чтобы не ездить, не мотаться, решено было снять ей квартиру. Комната, которую предложил отец, девушку не устраивала. Вероника скривила прекрасное личико, снова поныла, и мама уговорила Семена Михайловича снять именно квартиру…

Училась Вероника ни шатко, ни валко. Так. Без особых успехов, как всегда. Родители молились, чтобы не вылетела из института. Не вылетела, но могла. Было за что. Снова внешность помогла и ангельский взгляд невинных глаз. Пожалели, дали шанс и закрыли глаза на прогулы и долги, которые Вероника клятвенно обещала сдать.

– Мама, я хочу хорошую работу найти, денежную. С моей-то корочкой, думаю, получится. Спасибо вам огромное, что дали мне возможность выучиться! Уж дальше я сама… – сказала Вероника, когда получила заветный диплом.

Семен Михайлович и Алла Викторовна аж прослезились от такого признания. Обнялись, поплакали от счастья и стали жить дальше.

«Сама» не очень получалось. Сначала дочь уволилась с двух работ. Непонятно почему. То начальник плохой, то окружение. Потом вроде нашла хорошее место. Но опять не слава богу. Травят ее там, жить не дают, работой заваливают, а платят мало. Ушла.

И стала Алла Викторовна подозревать, что дело-то не в работе, а в самой Веронике и в ее запросах. Пыталась объяснить это дочери, но та в слезы. Не везет, мол, мне, окружающие завидуют и портят все, куда бы ни пришла.

Опять мать поверила и пожалела дочку. А та без особого труда снова нашла неплохое место. Устроилась и вроде даже понравилось ей там.

Сняла квартиру, стала жить отдельно от родителей. Семен Михайлович и Алла Викторовна вздохнули с облегчением, дескать, наконец-то дитятко выпорхнуло из гнезда и можно пожить своей жизнью. Давно собирались на отдых съездить. Смогли денежек немного подкопить. А потом…

– Я давала ей в долг… Несколько раз по пять, по десять тысяч. Она просила. Но я предупредила, что деньги мы с тобой на отдых откладываем и брать их не желательно. Я же не все отдала, только часть. И она обещала обязательно вернуть, – разводя руками, объясняла Алла Викторовна мужу.

Выяснилось, что в общей сложности за полгода Вероника выпросила у матери целых шестьдесят тысяч, клятвенно обещая их вернуть «как только – так сразу». Сказать мужу Алла Викторовна все не решалась, а тот вдруг решил проверить «кубышку».

– Алла! Ну ты что?! Какой долг? Она вообще понимает, что это такое? – Семен Михайлович снисходительно посмотрел на супругу.

– Сема! Она обещала! Зарплата у нее сейчас вроде хорошая, должно на все хватать. Я, правда, и не знаю, зачем ей тогда нужны были деньги… Но она порадовалась за нас с тобой, что отдыхать поедем, не наговаривай на нее! Не такая она плохая. Отдаст.

– Ну смотри… Уже путевки надо будет выкупать скоро… – с сомнением покачал головой муж.

Однако Вероника не торопилась. Мать много раз ей намекала всякими путями про долг, но дочь была к этому глуха. Пока в один из дней они вместе с мужем не напомнили ей прямым текстом. Вероника возмутилась до глубины души:

– Вам деньги дороже дочери! Как же так? – на глазах у Вероники выступили слезы.

Алла Викторовна чувствовала себя крайне неуютно, а на скулах Семена Михайловича «ходили желваки».

Разругались. Рассорились. Общаться перестали.

Подходило время отпуска. Действительно, дальше тянуть было нельзя. Нужны были деньги на запланированный отдых. С Вероникой мать худо-бедно помирилась, однако заводить речь о деньгах так и не решалась, пока Семен Михайлович не поставил вопрос ребром: или дочь отдает долг, или…

– Мать! Мы с тобой столько лет тащили ее, во всем себе отказывали! Можем мы отдохнуть, хоть раз поехать и сделать так, как хотели и мечтали? Что ж за ребенка мы вырастили!

Вопрос был риторическим. Алла Викторовна и сама расстраивалась. Она, выходит, зря верила дочери, ведь та знала, что деньги лежат на дело, а не просто так, и обещала в срок отдать, а вот как вышло…

Ни на какой отдых супруги не поехали. Остались дома. Вероничка картинно заламывала руки и говорила, что пойдет и возьмет кредит, чтобы вернуть долг «таким меркантильным родителям». Но Семен Михайлович отказался.

– Опять в долг? И мы за тебя этот кредит потом платить будем? Нет уж, увольте. Такого отдыха мне не надо…

– Ну… Как хотите, я предлагала, – легкомысленно пожала плечами дочь и пошла на кухню, чтобы выпить чаю.

Отец в сердцах хлопнул дверью и ушел в соседнюю комнату, а мать долго сидела в кресле наедине с грустными мыслями. Алле Викторовне все казалось, что неправильно так поступать: со своего ребенка долг спрашивать. Она переживала и расстраивалась, однако, поставив мысленно себя на место Вероники, задавалась вопросом: а разве удобно было поступать так с родителями? А потом вести себя как ни в чем не бывало, зная, что