Добродеев. – Поминки, как же без них…

– Какие поминки… Возвращаюсь в город. У вас ничего? – не удержался майор, хотя дал себе слово ни о чем не спрашивать.

– Пока нет. А у вас? Вы же забрали ее комп.

– Откуда ты знаешь? – Мельник смерил Добродеева подозрительным взглядом.

– Господи, бином Ньютона! Догадался. Если был обыск… Был же? Ну и что там? – У Добродеева даже уши зашевелились от любопытства. – Васи Пивкова нет?

– Нет, – неохотно сказал майор. – Откуда ты знаешь про Пивкова?

– Случайно! – нахально соврал Добродеев. – А как по-твоему? Я веду криминальные хроники, народ требует, а ты жмотничаешь и сбрасываешь… Приходится добывать самому. Так что там?

– Многое удалено, работает наш спец. Пока ничего. Ты как с Бражником?

– В смысле?

– В каких отношениях, спрашиваю. Интервью не собираешься взять? Народу мало, он один, надо бы… – Майор Мельник запнулся. – Я уже выразил, так сказать.

– Само собой! Подойду, конечно, соболезнования, то, се. Интервью… как получится. Я тебя понял, майор. Если что, доложусь. А когда хоронят Янину? Кто? У нее никого нет…

– Бывший муж забрал. – Они помолчали. – Лады, Леша, мне пора. Монаху привет, пусть выздоравливает. Бывай!

Мельник похлопал Добродеева по плечу и направился к аллее, ведущей к выходу. Добродеев смотрел ему вслед и думал, уже в который раз, что в крупной фигуре майора, его тяжелой неторопливой походке чувствуется… мощь и несгибаемость механизма, идущего по следу. Неотвратимого, как рок, извините за высокопарность. При взгляде на него Добродеев вспоминал читанный в детстве фантастический рассказ про робота, идущего по следу человека. Робот шел очень медленно, и человек легко уходил от погони. Но расстояние между ними неуклонно сокращалось – машина не знала усталости, а человек в конце концов проиграл и заплатил жизнью. Так и майор Мельник идет по следу…

Монах все же присутствовал на печальной церемонии, но тайно. Наблюдал за событиями, хоронясь за большим памятником с ангелочками. Он видел, как Добродеев и Мельник доверительно беседовали и журналист кивал – видимо, обещал, в случае чего, поделиться нарытым. Значит, буксуют, позлорадствовал Монах. Целая армия криминалистов против серых клеточек детективного клуба любителей пива. Потому что главное не армия, а нестандартность мышления.

Он рассматривал Бражника, насупленного, с опущенными плечами, и стоящую рядом женщину, секретаршу, не иначе, ту самую серую мышь, которая вытолкала Добродеева из кабинета босса. Тощая, высокая, в короткой рыжей шубке; голова непокрыта, волосы гладко причесаны; бесцветное лицо, красный нос, очки с затемненными стеклами – такую с первого раза не запомнишь. Около них двое мужчин – один хорошо одет, в очках в золотой оправе, занудного типа, скорее всего юрист; другой – простоватый на вид, должно быть водитель. Полная женщина в дубленке… Домработница? Две случайные женщины – проходили мимо и остановились поглазеть; лабухи и гробокопатели. Мелькающий там и сям парень с камерой, подручный Добродеева. Много цветов и венков. Цветы белые, венки зеленые с красными и синими цветами – единственное яркое пятно на серо-черном кладбищенском пейзаже. Все. Интересно, почему нет родственников Маргариты? Клеймо на лице, конечно, стерли. Бедная женщина…

Музыканты ушли первыми – казалось, они растворились в воздухе, только что были здесь, и вдруг пустое место. Пожав руку Бражнику, удалился юрист. Пожилая женщина в дубленке что-то сказала ему, заглядывая в лицо, и ушла – свернула на боковую аллею, видимо собираясь навестить кого-то из своих. Бражник шел с опущенной головой, глядя себе под ноги. Секретарша семенила следом, обходя лужи. Монах увидел, как непонятно откуда появилась женщина в черном, подошла к Бражнику и что-то сказала. Тот остановился и уставился на нее. На его лице было написано недоумение. Она что-то говорила; он, наклонившись к ней, слушал. Она протянула ему конверт, он, помедлив, взял его, сунул в карман пальто, кивнул и пошел к воротам.

Тут его догнал Добродеев, окликнул, схватил руку и потряс. Монаху было видно, как Бражник шарахнулся от журналиста и застыл. Добродеев зашел наперед, перегораживая ему дорогу, и заговорил, взмахивая рукой – выражал соболезнования. Монаху казалось, что он смотрит немой фильм без титров, и нужно догадываться, о чем говорят герои. Хотя это было несложно. Добродеев прикоснулся к плечу Бражника, продолжая говорить… Ну болтун, хлебом не корми! Монах словно услышал, как он гудит своим убедительным басом: «Ну что вы, Виктор, нельзя оставаться одному, пустой холодный дом, вам нужно на люди, поговорить, принять по коньячку, не пущу, не позволю, даже не думайте…» Бражник слушал молча, Добродеев налегал. Секретарша застыла сбоку, уставившись в лицо шефу.

Бражник решился наконец, кивнул. Сказал что-то секретарше, она отступила… Сейчас бросится, подумал Монах. Но она осталась стоять, глядя им вслед; потом неторопливо пошла к выходу с парковки. Ее догнал простоватый мужчина, которого Монах принял за водителя, и что-то сказал, махнув в сторону стоявших машин – видимо, предложил отвезти домой; она отрицательно помотала головой. Добродеев между тем уводил Бражника к своей машине. Женщина осталась одна, и Монах понял, что теперь его выход. Он оставил свое укрытие и припустил ей вдогонку…

Глава 17

Сочувствие, обволакивание и шарм

Колечки рыжеватые кудрей

Рассыпаны, рот длинен, зубки кривы,

Черты лица остры и некрасивы…

Н. Заболоцкий. Некрасивая девочка

Он поравнялся с ней и негромко сказал:

– Не самое лучшее место для прогулок. Здесь даже тротуара нет.

Она дернулась в сторону и испуганно уставилась на него.

– Извините, я не хотел вас напугать. – Монах отступил и протянул руку, желая успокоить ее. Стоял перед ней, такой большой, с рыжей бородой, голубыми глазами и добродушной широкой улыбкой, в своей безразмерной дубленке и черной вязаной шапочке на макушке…

Она попыталась улыбнуться, сглотнула невольно и пробормотала, оглянувшись:

– Ничего, я просто задумалась.

Вблизи она была еще более бледной и незначительной, чем издали.

– Вам следовало подождать автобус, на остановке висит расписание. Здесь не ходят, а ездят.

– Я хотела пройтись…

– До следующей остановки два километра, вокруг поле, скоро начнет темнеть. Я бы на вашем месте…

– А вы почему? – Вопрос прозвучал слишком резко, похоже, она пришла в себя.

– Я большой, мне можно, – рассмеялся Монах. – Захотелось пройтись. После скорбного места хочется побыть одному.

– У вас кто-то умер? – Она рассматривала его жестким взглядом без улыбки.

– Друг, четыре года назад. Сегодня годовщина. А вы…

Фраза повисла в воздухе, он не хотел давить – пусть привыкнет сначала, а пока никаких вопросов в лоб. Так, намек, вопросительный взгляд, интонация… Теперь твоя очередь! Но она