– Врёшь ты всё, – буркнула Юля, глядя на подружку волком. – Не отдала бы. Раз мадам велела подарить её тебе насовсем, не вернула бы ни за что!

– Вот и нет! Вернула бы! – замотала головой Мариночка. – Не все такие несносные и отчаянные, как ты!

– Не отдала бы!

– Отдала!

– Нет!

– Да!

– Врёшь!

– Не вру!

Остальные девочки столпились вокруг них плотным любопытным кольцом.

Лиза быстро осознала, что между этими двумя «обожательницами» больше личной вражды и недопонимания, нежели действительного обожания и споров на тему того, чей объект восхищения лучше. Несогласие одной ещё более разохотило к спорам другую. Но даже с излишним пристрастием невозможным казалось предположить, чтобы одна из девочек случайно (или тем более умышленно) сделалась вдруг коварной отравительницей.

Бельская втиснулась меж ними и с охотой заявила:

– У меня есть две карточки с портретами Ольги Николаевны и Татьяны Александровны. Очень красивые, с позапрошлого маскарада на Крещение. Если вы не против, дамы, мы могли бы поменяться. Я отдам вам эти портреты, а вы взамен подарите мне сей совместный портрет.

– Подарим? – удивилась Юля.

Девочки переглянулись, тотчас позабыв о ссоре.

– Именно. – Лиза улыбнулась и пояснила: – Видите ли, на этой фотокарточке мы все вчетвером. Подобного памятного снимка у меня нет. А мне бы очень хотелось его иметь. Но я не оставлю вас с пустыми руками. Вы получите по карточке, а в придачу я дам каждой по маленькому сборнику стихов на французском. Согласны?

Юленька и Мариночка снова обменялись взглядами и, естественно, выразили своё горячее согласие произвести столь выгодный обмен. Они едва ли не прыгали от нетерпения, когда Лиза снова возвратилась в их дортуар с двумя фотокарточками и двумя книгами. Стихи ей были без надобности, а вот расставаться с портретами жаль, но у неё имелись и другие. Однако же эта совместная карточка на фоне дворца значила куда больше, чем просто сентиментальное воспоминание. Лиза осознала это тотчас, как увидела её.

Бельская ласково поблагодарила «кофейных» барышень и попросила их более не ссориться по пустякам, а после направилась прямиком в свою комнату.

Путь по коридорам показался ей бесконечным. Если бы порядки позволяли, она бы бежала со всех ног.

Лиза разволновалась не на шутку. Так, словно бы кто-то мог вдруг вырвать из её рук фотографию, которую она прижимала к груди, будто величайшее сокровище.

С гулко стучащим сердцем девушка влетела в свою голубую спальню, закрыла дверь, привалилась к ней спиной и лишь тогда немного успокоилась.

Лиза прошлась по комнате, продолжая прижимать к себе разбитую рамку со снимком. Десятки догадок и предположений возникли в её мыслях, но ни одна из них не казалась ей поводом для убийства.

Из глубокой задумчивости Бельскую вывело движение справа от неё. Девушка вздрогнула и резко повернулась.

Но увидела лишь узкое зеркало на дверце гардероба, которое частично скрывалось за персиковой ширмой.

Лиза вздохнула с облегчением. Подошла ближе.

Из отражения на неё глядела всё та же девушка, что и всегда: густые каштановые волосы, заплетённые в перекинутую на грудь косу, большие синие глаза, приятные черты лица и приоткрытые в изумлении мягкие губы.

Возможно, чуть бледнее, чем всегда. Чуть испуганнее. И, очевидно, несколько худее из-за всех настигших её переживаний.

Лиза приблизилась к зеркалу, не отрывая взгляда от девицы в отражении. Подошла совсем вплотную. Коснулась пальцами правой руки холодной поверхности, продолжая левой прижимать к себе рамку с фото.

Погружённая в размышления, она провела подушечками по гладкому стеклу. Очертила овал лица и высокие скулы. Вывела линию губ. И замерла, прижавшись пальцами к впадине меж ключицами.

Она была такой же, как и всегда.

Лиза никогда не считала себя особенно привлекательной. Даже думала, что чрезмерная красота для женщины – это нечто дурное, греховное и ведущее к неизбежным бедам. К излишнему вниманию мужчин, скандалам и разрушенной репутации. Она охотно предоставляла своим подругам первенство в самых вычурных нарядах и броских причёсках в праздники. Бельская старалась умышленно избегать всех этих девичьих хлопот и переживаний. Относилась к духам и кружевам, как к неизбежности. И всё же в глубине души радовалась, когда отец привозил ей изысканные подарки из Франции или же совершенно посторонний человек делал ненавязчивый комплимент её внешности.

Наверное, не стоило удивляться тому, что скромница Танюша первой нашла себе жениха и даже тайком встречалась с ним в саду института прямо у всех под носом, не считая это чем-то дурным и неподобающим.

Оленька так и вовсе готовилась во фрейлины, а сама крутила роман с каким-то германским дипломатом. Оттого и учила немецкий с особым жаром весь минувший год, выпрашивая у Лизы книги на языке Гёте и Шиллера. Первое удивление миновало, и теперь Бельская понимала, что эта история вполне могла оказаться правдой. Вероятно, она даже напрасно накричала на Алексея Константиновича. С чего бы Ольге делиться подобной тайной с подругами, если её связь с немцем одобрила сама императрица в интересах государственной безопасности?

Какие секреты могла скрывать острая на язык Натали, оставалось лишь гадать.

Так или иначе, подруги оказались далеко не так просты, как она по своей наивности думала.

Лиза никогда не была столь же яркой, как Наталья, уверенной, как Ольга, или нежной, как Татьяна. И всё же из отражения на неё глядела молодая благовоспитанная аристократка. Утончённая и недурная собой. И, вероятно, вполне красивая, раз учитель словесности краснел и заикался при разговоре с ней, а на фотокарточке её поставили на передний план так, словно бы это был лишь её портрет. Будто фотограф действительно восхищался одной ею, как художник своей музой. Что в корне не могло быть правдой. Лиза знала фотографа и была знакома с его историей наверняка. Однако…

Бельская метнулась от зеркала к письменному столу. Она перевернула рамку и в спешке извлекла фотокарточку так, что едва не помяла её.

На обороте оттиском значились дата и место съёмки:

10 iюля 1907 г.

Архангельское

А чуть ниже стояла приписка чернилами от руки:

Mon cher ami, merci pour tout et sois heureuse[17].

N.

Лиза прижала руку к губам и медленно опустилась на стул. Её голова закружилась, а в груди неприятно заныло.

– Эта фотокарточка была напечатана для меня, – рассеянно прошептала Елизавета. – Он передал её мне через Оленьку. А Оля… она оставила её у себя. Но почему?

Девушка нахмурилась.

Ольга прояснить её сомнений не могла. Но мог тот, кто сделал эту фотокарточку. Возможно, к убийству это никакого отношения не имело, и всё же Лизе нестерпимо