Большинство исследований, касающихся эмоций, проводятся в лабораторных условиях, но когда психологи Марк Франк и Томас Гилович в ходе лабораторных экспериментов получили доказательства, что у людей отмечается устойчивая негативная подсознательная реакция на униформу черного цвета, они перенесли свои научные изыскания в реальный мир. Они обнаружили, что в период с 1970 по 1986 год все пять команд Национальной футбольной лиги, имеющие черную форму, получили больше штрафных ярдов[13], чем средний показатель по всем командам лиги. За тот же период в Национальной хоккейной лиге все три команды, имеющие черную форму, в каждом сезоне получили в среднем больше штрафных минут. Интересно, что те же команды зарабатывали больше штрафных минут даже тогда, когда они играли в своей альтернативной форме – белой с черной окантовкой. Именно такого результата можно было ожидать от исследования на тему эмоций и суждений. Черная форма создает устойчивую негативную ассоциацию с командой, которая не меняется, даже когда она выходит на поле в форме другого цвета. Гилович и Франк нашли почти идеальное практическое подтверждение своей теории в сезоне 1979–1980 годов с командой Pittsburgh Penguins. На протяжении первых 44 игр сезона у команды была форма синего цвета, и среднее штрафное время за игру составляло восемь минут. А в последних 35 играх команда поменяла форму на новую – черного цвета. Штрафное время команды увеличилось на 50% до 12 минут за игру.

Еще одно наглядное подтверждение Правила «хорошо – плохо» можно стабильно наблюдать раз в год. В Рождество мы не склонны думать о смерти и считать это время опасным. Хотя стоило бы. По данным Королевского общества по предотвращению несчастных случаев (ROSPA), это сезон падений, возгораний и поражений электрическим током: «В Британии в сезон зимних праздников около тысячи человек попадают в больницу после несчастных случаев с рождественской елкой, еще тысяча – после несчастных случаев в процессе украшения дома и 350 человек – после несчастных случаев с гирляндами». Британское правительство инициировало просветительскую кампанию в СМИ с целью обратить внимание населения, что в праздники на 50% увеличивается вероятность погибнуть в результате пожара в доме. В США была опубликована колонка от имени заместителя министра внутренней безопасности, в которой он предупреждал, что число возгораний от свечей «увеличивается в четыре раза в период праздников». Рождественские ели стали причиной пожара в 200 домах. В совокупности «в результате пожаров в домах в сезон зимних праздников гибнет 500 человек, ранения получают две тысячи человек, сумма причиненного ущерба превышает 500 миллионов долларов».

Я не призываю начать переживать из-за Рождества. Большинство предупреж­дений, касающихся сезона праздников, кажутся мне слегка преувеличенными, а некоторые и вовсе смешными, как, например, пресс-релиз ROSPA, призывающий серьезно отнестись к риску «взрыва подливки в микроволновой печи». При этом по сравнению с некоторыми из опасностей, о которых кричат СМИ и беспокоится широкая публика, – среди них нападения акул, «страх незнакомцев», сатанинские культы и герпес – риски, которые подстерегают нас в Рождество, вполне реальны. И все же эти ежегодные предупреждения также ежегодно игнорируются или даже высмеиваются в прессе (взрывающаяся подливка!). Как объяснить такой парадокс? Частично эффектом эмоционального восприятия Рождества. Рождество – это не просто хорошо, это волшебное время. А волшебное не убивает, уверен Внутренний голос.

Тот факт, что при формировании суждений Внутренний голос часто руководствуется моментальной эмоциональной реакцией, имеет целый ряд последствий. Одно из наиболее серьезных – роль справедливости в том, как мы реагируем на риск и трагедию.

Представим себе две истории. Первая: маленький мальчик играет на скользких камнях на берегу моря. Дует сильный ветер, и мама предупреждает ребенка, чтобы он не приближался к воде. Однако после быстрого взгляда, чтобы удостовериться, что мама не смотрит, мальчик спускается по мокрым камням к самой кромке. Он так поглощен своим занятием, что не видит, как на берег надвигается большая волна. Эта волна сбивает его с ног и утаскивает на глубину с сильным течением. Мать видит это и бросается за ним в воду, но следующая волна отшвыривает ее обратно на камни. Спасти мальчика не удается.

А теперь вторая история: женщина живет одна со своим единственным ребенком, маленьким сыном. У нее приличная работа, друзья, она даже помогает местному приюту для животных. Соседи не могут сказать о ней ничего плохого. Вот только никто не знает, что она жестоко избивает своего сына за малейшую провинность. Однажды вечером мальчик сломал игрушку. Женщина начинает методично его бить. Когда ребенок в слезах и крови пытается спрятаться в углу, женщина идет на кухню, берет кастрюлю, бьет ребенка по голове, затем отбрасывает кастрюлю в сторону и приказывает сыну отправляться в постель. Ночью в мозгу ребенка образуется тромб, и к утру мальчик умирает.

Две трагические смерти, две ужасные истории, претендующие на место на первых полосах газет. Но лишь одна из них вызовет шквал эмоциональных писем в редакцию и звонков в студию, и вы сами знаете какая.

Философы и ученые могут спорить о природе справедливости, но для большинства из нас справедливость – это гневное обличение чего-то неправильного и удовлетворение от признания и наказания этого неправильного. Это наша первобытная эмоция. Женщина, убившая своего маленького сына, должна понести наказание. Не имеет значения, что она не представляет угрозы для других людей. Здесь дело не в безопасности. Она должна быть наказана. Эволюционные психологи утверждают, что стремление наказать за неправильное поведение заложено в нас глубоко на подсознательном уровне, так как это эффективный способ предотвратить плохое поведение. «Люди, стремящиеся под влиянием эмоций отомстить тем, кто нанес им обиду, даже с ущербом для себя, больше заслуживают доверия как противники, и меньше вероятность, что их смогут угнетать и эксплуатировать», – убежден когнитивный психолог Стивен Пинкер.

Каким бы ни было его происхождение, инстинкт, заставляющий нас обвинять и наказывать, часто бывает важной составляющей нашей реакции на риск. Представьте себе газ, от которого ежегодно умирают 20 тысяч человек в Европейском союзе и еще тысяча – в США. Предположим, что этот газ – побочный продукт производственных процессов и что ученые точно способны определить, в каких отраслях и даже какие заводы его выбрасывают. Представьте, что эти факты широко известны, но никто – ни пресса, ни активисты по защите окружающей среды, ни само общество – не выражает беспокойства. Многие люди об этом газе даже не слышали, а те, кто слышал, имеют весьма слабое представление о том, что это за газ, откуда он берется и насколько опасен. Их это не интересует.

Да, звучит абсурдно. Мы бы ни за что не игнорировали нечто подобное. Однако как насчет радона? Это радиоактивный газ, который при высокой концентрации в замкнутом пространстве способен вызывать рак легких. По некоторым оценкам, этот газ ежегодно убивает 21 тысячу человек в США и ЕС. Организации в сфере здравоохранения регулярно проводят информационные кампании о его опасности, но, к сожалению, журналисты и общественные деятели редко проявляют интерес к этой теме, а широкая публика имеет о ней весьма смутное представление. Причина подобного безразличия очевидна: радон содержится в земной коре и почве и из них выделяется в воду и атмосферу. Смерть, которую он вызывает, не носит массового характера. Все происходит тихо и незаметно, при этом никто не виноват. Так что Внутренний голос игнорирует эту информацию. В исследовании Пола Словика те же самые люди, которые дрожали от страха при мысли об источниках радиации, таких как ядерные отходы, присваивали радону очень низкий уровень опасности, несмотря на то что этот газ убил больше людей, чем когда-либо смогут убить ядерные отходы. Природа убивает, но никто ее за это не обвиняет. Никто не грозит кулаком вулканам. Никто не осуждает аномальную жару. Отсутствие грубого нарушения чьих-то прав – одна из причин, почему природные риски кажутся менее угрожающими, чем техногенные.