Часом позже желание узнать, что же случилось на самом деле, все еще живет. Все дело в том копе, который сидит во мне. В настоящем детективе. Стейси здесь для того, чтобы защищать и служить, но я — ищейка. Как Ло пробивается сквозь книги в стремлении дойти до конца, так и я стремлюсь узнать, что же случилось.

Я — Провидение. Такое мог бы сказать какой-нибудь политикан с дерьмом вместо мозгов, если бы собирался участвовать в выборах. Я записываю имена всех ребят, у которых случился сердечный приступ. Интересно, а они знали Бородача? Пора идти домой. Подняться наверх, в кабинет. И поработать головой.

Джон

Прошлой ночью обошлось без кошмаров. Даже не помню, снилось ли мне вообще что-нибудь. А ночь без кошмаров хуже любых кошмаров, вместе взятых. Значит, я к этому привыкаю.

Я срываю простыни и засовываю их в стиральную машину. Потом выхожу онлайн — наказать себя рассказами о Кришне. Душа отзывается болью, чувством вины, и для меня это облегчение. Я плачу. Он был хорошим парнем, номером 4[40] в гребной команде Университета Брауна. Он любил Гарри Поттера. Друзья называли его Кришем Поттером, Криш-П. Гарри Поттером он и становился на Хеллоуин, огромный парень в маленьких очках и плаще.

«Нью-Йорк таймс» отмечает, что он представлял нацменьшинства на воде, а «Проджо»[41] хвалит и называет достоянием нашего города. Родители потрясены. Нет фотографий, где он один, если только не позировал специально, как, например, когда встал рядом с фигурой медведя. Ожидали, что он принесет нам олимпийские медали. В общем, получается, что я убил не просто человека, а саму Америку.

Проверяю почтовый ящик Питера Федера и нахожу письмо на бланке от Линн Ву, эксперта по Лавкрафту, которую я нашел онлайн.

Я бросаю простыни в сушилку. Могу ли я пойти на конвент? Народу там будет много. Контролировать свои силы я не в состоянии. И в отличие от Уилбура, я ничем не выделяюсь. Лавкрафт много писал о том, какой Уилбур необычный, с бледным, практически лишенным подбородка лицом, как он растет не по дням, а по часам. Это справедливо. Горожане имели полное право быть подозрительными и настороженными. Стороны в равных условиях, когда каждая может обнаружить противника и защитить себя.

Любой увидевший Уилбура чувствовал, что в нем заключена какая-то опасность. Но я похож на хипстера, который ест бекон, у которого девушка, куча клетчатых рубашек и планы на пятничный вечер. Я мог иметь профиль в «Твиттере», похмелье от дешевого пива и билеты на концерт, где скакал бы, обливаясь потом, со всеми остальными. Глядя на меня, можно предположить, что у меня имеются подружки и фотки, на которых я с ними развлекаюсь, что я собираю яблоки[43] возле Джонстона, хожу в старый кинотеатр на Тайер-стрит, проталкиваюсь сквозь толпу к бару в «Парагоне», чтобы выпить, поговорить о фильме и посмеяться, а потом отправиться за фалафелем, потому что мы пьяны и нам надо поесть, прежде чем заняться сексом.

Секс.

Пищит сушилка. Я достаю горячие простыни и заворачиваюсь в них. Наверное, такие ощущения дает и секс. Горячее тело, касающееся тебя, как одеяло, в разных местах. Тепло другого…

Я звоню Хлое и попадаю на ее голосовую почту. Вот и правильно. Сегодня я не заслужил услышать ее голос.

Иногда победить невозможно, но как только я решу проблему, я сразу же все ей расскажу. Извинюсь за то, что был таким придурком, за свои путаные сообщения, за исчезновения. Я стану тем, кто я есть, кем был до того, как меня похитили, хорошим человеком. И я никогда не стану таким, если не приложу все силы, чтобы найти лекарство.

В словах Магнуса горькая правда: «Мы славно поработали здесь, Джон».

Мне может не нравиться его работа, но он старался, трудился и добился своего. Он сделал меня вот таким. Теперь моя очередь.

Уж постарайся.

Лавкрафтовская конференция — место небезопасное, но и в лесу много лет назад было небезопасно. Кто не рискует, тот не выигрывает.

Хлоя

На потолке трещина, и пожилая пара ссорится из-за матраса с подушкой. Это мой третий за день магазин сети «Алекс мебель», самый маленький из всех, и его здесь, конечно, быть не может. Здесь нет отдела оформления, нет шоурума, где ткани висят, словно юбки.

Ко мне направляется продавец.

— Мисс? Вы как сегодня? Присмотреть? Помечтать?

Отвечаю, что понемногу того и другого, и он говорит, что поможет мне.

— Но зависать рядом с вами не буду. Если хотите, чтобы я помог вам с чем-то, то я вон там, в том кресле.

Помочь мне он не может. Никто не может. Но я и в этом магазине делаю то же, что и в других. Тестирую диваны. Делаю вид, что выбираю, что интересуюсь пенопластовыми подушками, спрашиваю, какие ткани есть в наличии и как организована доставка. Я едва не получаю инфаркт, погрузившись в огромный, неуклюжий кожаный секционный матрас. Такой сумасшедшей я не чувствовала себя даже тогда, когда решила приехать сюда, когда, словно девчонка в кино, бежала по Пенсильванскому вокзалу и совала в автомат кредитную карточку, покупая билет в одну сторону до Провиденса.

Я знала, что это просто реклама. Знала, что в городе четыре магазина. Но потом до меня дошло. Он знает, что я знаю. А раз так, то вполне логично предположить, что Джон может ждать меня в одном из этих магазинов, что это я должна приехать сюда. Конечно, после его исчезновения много лет назад я позаботилась о том, чтобы оставить след из хлебных крошек. Найти меня при желании не составило бы большого труда.

Продавец подходит ко мне с прозрачной подушкой.

— Эта штука поможет вам понять, как вы издеваетесь над собой с вашим старым матрасом.

Я сижу и киваю, пока он рассказывает о пылевых клещах. Неподалеку пожилая пара благодарит помогавшую им женщину — я знала, что вы, ребята, будете когда-нибудь вместе. Хотелось бы мне знать, каково оно, быть старой. Никогда еще я не ощущала себя такой одинокой.