Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каждый раз, оказываясь неподалеку оттуда, я звонил ей, и мы встречались. Но через некоторое время я начал чувствовать, что что-то не так. Мой приятель Билли тоже хотел залезть к ней в штаны, и я это знал. Он всегда искал, с кем поразвлечься на стороне.
Я бросил Джули, когда понял, что она встречается с ним, а ко мне равнодушна и всегда была. Единственное, чего она хотела, – это моя машина, деньги на развлечения и непрерывные поставки дури. Она говорила:
– Ты разве не хочешь, чтобы я веселилась, пока ты в отъезде, Кит? Не хочешь, чтобы мне было хорошо? Ты должен купить мне машину получше. Разве моя безопасность для тебя не имеет значения?
Я сказал, что не собираюсь покупать ей машину или поддерживать зависимость от наркоты. Мы еще раз занялись с Джули сексом, но она была как тряпичная кукла. Утром я отвел ее позавтракать и сказал, что между нами все кончено. Мы встречались с перерывами почти год. Временами нам было здорово, но я не употреблял, а ее жизнь крутилась вокруг наркотиков. И как меня угораздило связаться с такой девушкой?
Я сказал себе: Никогда больше не хочу видеть эту жадную до денег наркоманку, надо бежать от нее сломя голову.
Хорошая мысль, правильная. Если бы только я к ней прислушался.
4
Жизнь убийцы – 2
1
Переезд
С самого начала юного Кита Джесперсона сердил внезапный переезд семьи в штат Вашингтон. Город Села находился всего в четырех часах езды от Чилливака, но для двенадцатилетнего мальчика это с тем же успехом мог быть Бангладеш. «Я не хотел уезжать из Канады – никто из нас, детей, не хотел. Я знал каждое дерево в нашем лесу и каждый камешек в нашем ручье. Я знал, когда прилетает первый пересмешник и когда последняя утка улетает на зиму. Благодаря развозу газет у меня были карманные деньги. Чилливак был самым зеленым местом на земле. Села тоже была зеленой, но только в тех местах, где землю орошали. В паре километров от города начиналась пустыня. И военный испытательный полигон».
Годы спустя Лес Джесперсон объяснял переезд потребностями бизнеса и необходимостью сделать шаг вперед. «Ко мне обратилась группа производителей хмеля с предложением эмигрировать в США и заняться разработкой оборудования для них. Я открыл инженерное бюро в Мокси, маленьком городке в долине Якима. Городок окружали плантации хмеля, и там был большой спрос на анкеры, которые я изобрел. Я мог перевезти семью в шесть или восемь симпатичных городов поблизости, но выбрал Селу из-за школьной системы. Села была старомодным провинциальным городом, и я думал, что мои дети спокойно вырастут там без лишних соблазнов».
На Пасху 1967 года Лес перевез Глэдис и их троих сыновей и двух дочерей в дом с шестью спальнями, тремя ванными, гаражом на четыре машины, парадной столовой, огромной кухней, бассейном и бомбоубежищем. Дом находился в уютном пригороде, заселенном средним классом, и Кит вскоре понял, что их новые соседи мало чем отличаются от канадцев. «У мистера Хертеля были спортивный “Марлон” 1909 года и “Форд Т”». К югу от них жили Джонсы – они ездили на мотоциклах и снегоходах, а еще любили походы в горы. Мистер Холл работал на электрическую компанию, а его сын стал шерифом. Адамсы, Уорды, Уильямсы – все это были хорошие люди. Но я так и не привык считать Селу своим домом. Я чувствовал себя там гостем. Скучал по Джо Смокеру и Регу Рутли и по другим детям. Каждый раз, когда отец по делам ездил в Чилливак, я увязывался за ним».
Со своей неистощимой энергией Лес быстро благоустроил участок, соорудил сарай и другие хозяйственные постройки. Для детей предназначалась миниатюрная бревенчатая хижина, украшенная фанерными фигурками гномов.
В конце весны 1967-го, сразу после двенадцатого дня рождения Кита, мать записала его в шестой класс на последнюю четверть. Стандарты канадских школ были высокими, и внезапно Кит оказался впереди своих одноклассников в школе «Сансет». «Остаток года я просто бездельничал – в классе помалкивал, уроков не делал, ни в чем не принимал участия. Я просто присутствовал – чтобы не попадать в неприятности».
Долгое время он чувствовал себя посторонним, отчужденным – как будто дети в Селе были совсем другой породы. «Даже мультипликационные персонажи вроде Порки Пига и Супермена были мне ближе. Я никогда не дружил со своими братьями и сестрами, а теперь начал отдаляться и от мамы. Я ценил то хорошее, что она делала, но в глубине души считал, что она на вражеской стороне. Мама была единственным человеком на свете, кто мог помешать отцу лупить меня ремнем, но она не спешила за меня заступаться. Вот как все обстояло, когда мы переехали в Селу. Мы с Дюком были вдвоем против всего мира».
Даже своим соотечественникам-канадцам Кит казался чудаковатым, а в Америке его начали воспринимать как откровенно странного. В глазах американцев он был лесорубом Кануком из комиксов и с первого дня в новой стране не старался исправить этот имидж. «Никто не заговорил со мной, когда я впервые вошел в класс. Думаю, они ожидали увидеть громадного дуболома в снегоступах. Когда я назвал учителю свое имя, дети захихикали. Я подумал: Что такого смешного в имени Кит Хантер Джесперсон?
Я считался эмигрантом, иностранцем. Ощущение отчужденности было мне не в новинку, так что оно меня не смущало. Дети в Селе высмеивали мою одежду, мою обувь, мой акцент. “Эй, Кит, ‘дешь д’мой?” Они понятия не имели о канадском произношении. Если ты говорил не как они, тебя считали глупым. Я пришел домой и сказал маме, что у меня дефект речи».
Хорошенькая одноклассница Сандра Смит прозвала Кита Мелким в противовес его массивной фигуре и росту почти метр восемьдесят. Мальчишки вскоре начали дразнить его Ленивцем и Чудищем – помимо обычных унизительных прозвищ вроде Жирного, Халка и Пузана.
Младшая сестра Кита, Джилл, запомнила, что на прозвища он не обижался. «Пытался делать вид, что ему все равно. Не расстраивался и не плакал. Просто вел себя так, будто это игра. Его всегда дразнили, особенно его братья. Но после переезда он определенно изменился. Начал смеяться над всякими жуткими вещами, отвратительное считал забавным. В Канаде он никогда таким не был».
Кит старался не жаловаться на своих новых одноклассников. «Если бы я попытался, они придумали бы что-нибудь похуже. Прозвища в школе были