Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что еще открыл тебе твой Живой Бог?
– Господь открыл мне, что ты мечтаешь умереть в бою, как истинный воин и мужчина, но смерть твоя будет бесславной. Не на поле брани ты умрешь, а как обычный старик, в постели.
– И как же это случится?
Несколько мгновений Ансгарий молчал, наблюдая за своим собеседником, потом с сожалением произнес:
– Примешь ты смерть от коня своего.
* * *
… Гадальные кости не обманули.
Слух о том, что князь Рюрик принял крещение от рук епископа Ансгария бежал впереди князя. По возвращении в город Рюрик и его дружина смогли в этом убедиться: выжившие после чумы горожане не вышли встречать князя. Старигард словно вымер. Площадь перед крепостью и мощеные улицы были пусты. С хмурыми лицами у городских ворот стояли стражники и Фарлаф с Хаконом. Воеводы уже оправились после болезни и вышли встречать князя.
– В городе неспокойно, мой господин, – доложил Рюрику начальник гарнизона. – Ходят слухи, что ты принял чужую веру. На торговой площади то и дело возникают стычки между воинами и простым людом. Скажи, что это не так, и я смогу навести порядок.
– Я твой господин, – вскипел Рюрик, – и не собираюсь давать тебе отчет в своих делах. Навести порядок в городе – твоя обязанность. Исполняй ее!
Начальник гарнизона отступил и склонился перед Рюриком в поклоне:
– Слушаю, мой господин.
Только Олег видел кривую усмешку, которой сопровождались слова воина.
Рюрик и сам понимал, что окриком ничего не добьется.
Тем же вечером князь созвал на совет военачальников – самых верных своих людей.
Но едва все собрались, раздался стук. Это была служанка Герины. В руке она держала масляный светильник. Пламя зловеще колыхалось на сквозняке, отбрасывая неровные тени на лицо женщины.
– Князь, твоя жена…, – дрожащими губами произнесла она.
Рюрик поднялся с лавки.
– Что с ней?
– Она умирает.
Схватив факел, Олег пошел вперед, освещая пустой и длинный коридор замка.
Каменные стены не пропускали ни единого звука, только из покоев Герины проникала смутная тревога.
Ложе княгини было ярко освещено.
Среди шкур бредила, металась в жару княгиня.
– Ребенок родился мертвым. У госпожи родильная горячка, – сообщила повитуха.
Взглянув на младенца, рожденного Гериной, Рюрик ужаснулся – это был мальчик с уродливым скрюченным тельцем и непомерно большой головой.
К рассвету Герина затихла. Черты ее лица покрыла бледность, и дух княгини отправился в мир иной.
– Это все он, этот сумасшедший старик! – Рюрик сжал кулаки.
Олег знал, кого имел в виду князь.
Прямо от одра Герины Олег устремился в келью к монаху, но Рюрик опередил волхва. Ворвавшись к Ансгарию, князь схватил старика за горло. Он тряс беспомощного монаха и кричал ему в лицо:
– Почему? За что ты убил их?
В низкой и тесной клетушке, служившей епископу кельей, они с Олегом занимали почти все пространство.
– Я слишком ничтожен, чтобы сделать это, – прохрипел Ансгарий. – Это Бог отнял жизнь у твоей жены и сына.
– За что? – Рюрик едва сдерживал желание задушить старика.
– Твоя жена глумилась над девством Богоматери и Непорочным зачатием. Или ты забыл об этом?
Пораженный Рюрик разжал пальцы.
Олег испытал укол ревности.
– Кто сказал тебе об этом?
– Разве это не так?
– Да, Герина не верила в вашего Бога. Но разве за это можно убить и мать и дитя?
– Хулой на Бога и Богородицу Герина сама навлекла смерть на себя и своего ребенка. – Епископ в изнеможении опустился на скамью.
Речь Ансгария, его вера в силу Единого Бога еще больше смутили Олега.
Возможно, старик прав. Здесь, в Старигарде кто-то сильный сводит с ними счеты.
– Рюрик, остынь, – попросил Олег. – Доверь это мне.
– Как ты это делаешь? – без предисловий задал вопрос Олег, едва Рюрик покинул келью. Ради этого волхв и пришел – узнать, как старик получает помощь от своего Бога.
– Я ничего не делаю. Это не в моей власти. Все делает Господь наш Иисус Христос.
– Хорошо, спрошу иначе. Что ты делаешь, чтобы твой Бог помогал тебе?
– Верю в Него.
– И все?
– Нет, не все. Нужно исполнять две первых заповеди: любить Бога и ближнего, как самого себя.
– Ближнего – это еще понятно. Хотя и глупо. Не каждый ближний заслуживает любви. Но как можно любить того, кого не видишь?
– Но ты же обращаешься к богам и служишь им, хотя не видишь их.
– Это не одно и то же. Твой живой Бог посадил тебя в тюрьму, твой Бог убил Герину. Герина была только женщиной, а ее ребенок был только ребенком. И они мертвы.
– Ты не знаешь сердца Герины и не знаешь, кем бы стал ее ребенок. Это открыто только Богу, и он решил забрать их именно сейчас.
– Ну почему же! – Олег устроился на скамье, которая служила ложем Ансгарию. – Сердце Герины – не такая уж загадка. Это сердце глупой и жадной бабы.
– Это правда. В сердце Герины не было места любви к людям. Сердце этой женщины было занято другой любовью – любовью к власти и богатству. Чтобы в сердце вместилась любовь к ближнему, его нужно очистить покаянием. Это касается каждого.
– Покаяние? В чем я должен каяться?
– В убийстве невинных, в змееподобной гордыне. Еще немного, и ты решишь, что не ты у богов, а они у тебя на службе. По воле Господа нашего ты будешь низринут с высоты, как все гордецы.
– Замолчи! – вскрикнул Олег, как будто слова Ансгария пронзили его насквозь. Гнев ударил в голову волхва, он забыл, что собирался с помощью Ансгария уничтожать христиан, строить могучее и крепкое царство, забыл о пророчестве…
– Я отошлю тебя на необитаемый остров, и ты будешь прозябать там. Птицы и морские гады будут тебе собеседниками.
Епископ Ансгарий склонил голову:
– Слава Богу за все!
…Пышная тризна по Герине с сыном только раздула пламя недовольства среди горожан. По Старигарду распространился слух о том, что князь изменил вере отцов, и боги прогневались на него. «Изменник», – передавали из уст в уста торговцы, мастеровые и воины.
Окруженный озлобленным людом, после похорон жены Рюрик едва смог пробраться в крепость. Рулаву и Стемиду пришлось использовать кнуты и мечи, чтобы очистить дорогу перед княжеским конем.
Только в крепости Рюрик почувствовал себя в безопасности.
Собрав воевод, князь высказал угнетавшую его мысль:
– Это бунт.
– Надо казнить зачинщиков, – посоветовал Хакон. – И сделать это надо быстро, иначе быть беде.
– Други мои, – с печалью в