Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Счастье – оно же внутри. Ищите его там, в своем заколоченном сердце, а не в буклетах маркетологов.
ИНГЛИШМЕН
Мы с сыном учим английский.
– Дася, сейчас придут гости, ты откроешь им дверь и скажешь вежливо: «Come in!» Это по-английски: «Входите!» Понял?
– Понял!
Сын бежит открывать дверь и радостно орет гостям: «КОМОН!».
Муж тут заявил на днях, что хочет сделать себе тату. Я закатила глаза. Только этого не хватало!
Я не понимаю, зачем делать себе больно, если можно не делать себе больно. У меня по этому принципу даже уши не проколоты: на моем теле все отверстия образованы исключительно природно-естественным путем. Пирсинги, тату, шраминги – это все от лукавого.
А муж зажегся, захотелось ему цветную, такую творческую татуху.
Я убежденно его отговаривала.
Мол, тату – это ж баловство, никакой смысловой нагрузки, только у мафии Якудзы в Японии тату – это коммуникация, что-то вроде визитки прямо на теле.
– Ну так отлично ж, – радовался муж. – Буду такой хитрый и ловкий ниндзя «пиу-пиу», спрятанный в теле неприметного одутловатого москвича…
Я посмеялась над шуткой, но тут Остапа, что называется, понесло.
– Может, в «Якитории», наконец, зауважают, – сказал муж, потирая руки. – А то я свои унаги-маки по полчаса жду. Правда, вместо скидочной карты теперь придется гордо снимать рубаху перед официантками, в доказательство причастности к Якудзе, но я готов. В петличке стану носить веточку сакуры, а в списке семейных покупок вместо платьишек и босоножек тебе на лето запишем мне нунчаки и тряпочку-трусы в междупопие для начинающего сумоиста. Я к зиме наберу нужную массу тела, в сумо пойду, ты только навари-ка мне лохань варева калорийного, да с хлебушком белым…
И расхохотался.
Знаешь что, Михаил, я сдаюсь.
Набивай себе тату – и на эту и на ту.
ДЕД МОРОЗ
Разговор сына (6 лет) с папой 31 декабря.
– Дасенька, Дед Мороз в полночь придет ко всем-всем людям…
– А к нашему Президенту придет?
– Придет, Дась. А если Дед Мороз вдруг забудет, то наш Президент сам к нему придет…
Сегодня по пути на лекцию во время экстренного торможения я пролила кофе на бежевое платье. Бежевое целомудренное платье чуть ниже колена.
В багажнике предусмотрительно катался голубой сарафан. Он прекрасен, но чуть коротковат для учительского образа. Немного игрив и слегка фриволен, но раз уж так получилось…
Зачем я вру?
Сарафан я надела дома. Покрутилась перед зеркалом и понравилась себе. Сарафан съел мишлен на талии, красиво подчеркнул форму груди, удлинил мои ноги своей короткой длиной.
Да, мне так захотелось. Праздника и красоты. А то я что-то заплесневела.
Последний месяц вообще существую внаклонку.
Потому что я – высокая, а моя годовалая дочь мне по колено. Но она, обутая в нарядные розовые сандалики, весело репетирует первые шаги, и я, отклячив зад, обтянутый длинной, в пол, шелковой юбчонкой, хожу с ней в ногу по детской площадке со скоростью контуженой черепахи.
Если бы у моих ягодиц были глаза, это было бы лучшее лето в их жизни. Потому что они, наконец, увидели небо…
Я уже заточена в тиски возраста и статуса. Эти два друга ходят со мной по магазинам и хмуро гундят, напоминая о себе. Возраст гундит, что «тебе уже не фефнадцать», а статус, что «ну вот куда ты в этом пойдешь? Ты же мать, жена и вообще у тебя скоро серьезное мероприятие».
Я вешаю обратно на полку вертихвостное платьишко с веселой рюшкой по бортику.
С НЕДАВНИХ ПОР С НАМИ НА ШОПИНГ УВЯЗЫВАЕТСЯ ЕЩЕ И ВЕС. ЭТОТ ВООБЩЕ ВОРОТИТ НОС ОТ ВСЕГО ОБТЯГИВАЮЩЕГО И ГУНДИТ ГРОМЧЕ ВСЕХ: «РУЛЕЧКА, ПОЛОЖИ ОБРАТНО ЭТУ БЛУЗОНЬКУ, ОНА НЕ ПРО ТВОЮ ЧЕСТЬ».
И если раньше я шопилась под внутреннюю музыку из мультика про обезьянку: «В целом мире лишь одна-а я, вот такая заводна-а-я»[9] – и мысленно делала колесо между стеллажами с одеждой, то теперь внутри меня вместе возрастом, статусом и весом пьет, не закусывая, мой внутренний Кикабидзе и фоном мычит под нос про «мои года – мое богатство…»[10]
Мой стиль называется «стиль поторопившейся монашки». То есть вроде как раскаялась, ушла в монастырь, исповедалась, а в чемоданчике под кроватью в келье прячу красное белье, запрещенные каблуки и журналы мод.
Мой гардероб скучен, предсказуем и приличен, как ботаник с красным дипломом после института, пришедший на собеседование в папин банк по папиной рекомендации.
Немножко шалит вынужденное декольте (но это реверанс грудному вскармливанию, а не красоте), и все.
В общем, сарафан. Сегодня у меня лекция в айти-компании.
Я войду и скажу им:
– Привет, Айти!
А они мне в ответ:
– Ай ти какая!
Аудитория – мужская. 20 парней и всего две девушки.
Насколько меня успел проинструктировать парень, встречавший на проходной, из-за моей лекции у команды и начальника даже случился конфликт. Парни не понимали, зачем им в жаркий финишный период сдачи проекта (заказчик недоволен результатом, несмотря на ТЗ) два часа слушать какую-то бабу со скучной и неуместной лекцией.
Начальник же считал, что стендап в моем исполнении поможет им отвлечься, сплотиться и ощутить ценность. Ценность чего – он, правда, не уточнил. Наверное, ценность голых женских коленок.
Я вхожу в зал. Моментально стихают возмущенные голоса, которые, видимо, продолжали ругаться про целесообразность моей лекции. Я медленно прохожу сквозь строй глаз (сарафан не подвел) и поворачиваюсь к залу.
– Друзья, доброе утро! Сейчас я прочту вам стендап по личной эффективности. Основная мысль лекции в том, что если кому-то из вас лично эффективней сейчас быть на рабочем месте, то я не против. Пусть тут останутся лишь те, кто хочет ближайшие два часа провести весело, познавательно и интересно.