Идти в деканат, чтобы написать заявление об отчислении и забрать документы я уже не видела смысла. Придётся всё начинать с чистого листа, с новыми документами, в другом городе. А может и в какой-нибудь глухой деревеньке, где меня точно искать не станут.

Когда я пришла в академию, занятия были в самом разгаре, забрать свои уже собранные вещи и уйти незамеченной не составило труда. Разве что сложно было разобрать дорогу, из-за застилающих глаза слёз.

Что именно я оплакиваю — сама не знала. Наверное, всё сразу. И годы учёбы, которая приносила мне радость, потому что это моё! И расставание с подругами, которые заняли не последнее место в моём сердце, по ним я буду скучать больше всего. И… Эрьяна, который ворвался в мою жизнь, как ураган, перевернул её, заставил меня почувствовать себя живой, ощутить то, чего никогда раньше не испытывала, проснуться в том смысле, о котором мне даже мечтать нельзя.

Да, мне было что оплакивать, было о чём жалеть, но остаться я не имела права. Я чужая, для этого мира я враг, и я раскрыла себя! Но хуже всего то, что я подвела дедушку Шалтаза, который принял меня, как родную, и документы мне сделал соответствующие, родственные. Только бы успеть предупредить его!

На наёмный экипаж я потратила почти все свои сбережения. Стипендия в академии была не то, чтобы совсем уж маленькой, но канцелярия, необходимая одежда… Откладывать «на чёрный день» получалось с трудом, а извозчики за поездку в не лучший район пригорода брали много.

Дедушка Шалтаз, отправляя меня в академию, предупреждал, чтобы не приезжала к нему просто так. Прямым текстом сказал «Устраивай жизнь, борись за будущее. А ко мне только если прижмёт. Надеюсь, больше не свидимся, но я буду жечь за тебя соломинку каждый вечер». Это у него была привычка из родного мира — каждый вечер сжигать по соломинке за всех, кого любит и помнит. При мне он очень много соломы сжёг, а после наверняка ещё больше…

И вот я еду к нему. Бегу, поджав хвост, разочарую, не оправдаю надежды, но больше у меня никого нет. Только этот старик из неведомого мне мира, где за родных жгут соломинки.

Я тряслась в дешёвом экипаже с прохудившейся крышей, что остро почувствовала, когда начался дождь. Вытирала с лица слёзы и текущую из прорехи в крыше воду, и думала-думала-думала. А что, если я ошиблась? Что было бы, если бы я доверилась Эрьяну? Вдруг он не обманывал?

И сама же себе отвечала — как же! Вот так взял и влюбился, ни с того, ни с сего, с первого взгляда. Это же просто мечта! Сказка! А сказки это не про меня. Тяжелее всего было от того, что в одном Эрьян оказался прав — я-то действительно влюбилась в него! Не с первого взгляда, конечно. Тогда, в таверне, он мне просто понравился. Но когда поняла, что мы с ним выпили моё приворотное зелье, сбежала без сомнений.

Зато потом, когда встретились во второй раз, его непредвзятое, такое непосредственное и открытое поведение, случай с подавальщицей, и после… Лаборатория эта.

Теперь я понимаю, что он старался со мной сблизиться только для того, чтобы разобраться, как так получилось с этим приворотным зельем. Но он не обижал меня, ни в чём не обвинял, не стал сразу предъявлять претензии, хотя понял, что зелье сварила я. И после поцелуя, когда узнал, что я чужачка, не передал сразу же страже.

Может и не нужно бежать? Вот прямо сейчас остановить экипаж и попросить возницу вернуться? Нет, слишком опасно. Только своей жизнью я может быть и рискнула бы, но дедушка Шалтаз… По документам, которые остались в академии, я числюсь его родственницей. Я должна его предупредить.

Глава 38

К дому Шалтаза я добралась уже затемно. По дороге у экипажа случилась небольшая поломка на размытой дождём пригородной дороге, пришлось задержаться, чтобы поправить ось.

Выбравшись из экипажа и забрав сумку, я извинилась перед возницей, попрощалась с ним и повернулась к покосившемуся старому домику, в котором нашла приют, когда только оказалась в этом мире. В окнах горел свет, дедуля будто ждал меня.

Достала из кармана платья платок, тщательно вытерла лицо, чтобы ни слезинки не осталось, глаза всё равно красные будут, но я постараюсь держать лицо, чтобы не расстраивать дедушку. Выдохнула и поспешила к дому, без плаща было холодно.

Стучать не стала. Это же единственное место в этом мире, которое я могу назвать домом, а домой входят без стука. Открыла дверь, вошла, бросила сумку у порога и крикнула:

— Дедуля, я дома!

Послышались шаркающие шаги. Дедушка Шалтаз ещё до моего отъезда был не очень резвым, по нашим земным меркам ему было около семидесяти, а по исчислению его мира и вовсе за сотню. В общем, он у меня долгожитель по всем меркам. И пусть привела меня к нему беда, как же я рада, что он ещё жив, и мы сейчас увидимся!

Шаги приближались, а мои глаза опять наполнялись слезами. И вот он появился в тускло освещённом коридоре старого домишки, сгорбленный, иссушенный временем старик с многочисленными морщинками в уголках глаз, потому что всегда любил посмеяться, и с неизменной лукавой полуулыбкой.

— Пришла, девочка. Наконец, — проговорил он тихо.

— Дедушка, — всхлипнула я и бросилась обнимать его.

— Будет-будет, маленькая, — похлопал он меня по спине. — Я тоже скучал и не чаял уже увидеться. Да только задержалась ты, позднее жениха явилась.

Я так и замерла, обнимая его. Какой ещё жених?!

— Я чему тебя учила, дурёха? — едва слышно прошептал Шалтаз мне на ухо. — Наворотила, теперь разгребать вместе будем.

— Дедуля, я… — пролепетала, отстранившись.

— Ты не мне рассказывай, а тому, кто пришёл ко мне тебя просить, — проворчал Шалтаз, покачивая головой. — Вот учудила-то.

— Да я… — начала я.

— Молчи уже, — перебил дедуля. — Знаю, что слышит он всё, слух драконий дело такое, но всё равно спрошу — ты хоть знаешь, с кем спуталась-то?

Я покосилась на вход в общую комнату и растерянно спросила:

— С кем?

И тут в проходе появился Эрьян, улыбнулся совсем оторопевшей мне, вежливо кивнул дедушке Шалтазу и проговорил:

— Предлагаю обсудить это в более удобной обстановке. За чаем, например. Чай у вас, уважаемый Шалтаз, просто великолепный, никогда такого не пробовал.

— И не найдёшь больше нигде такого, — проворчал дедуля, подталкивая меня вперёд.

А я… чуть не упала, ноги просто