Епископ отправился на вокзал и занял место не в арестантском, а в пассажирском вагоне. После первого, второго и третьего звонков и свистков паровоза состав минут двадцать не двигался с места. Как потом узнал епископ Лука, люди легли на рельсы, желая удержать епископа в Ташкенте. Но, конечно, это было невозможно.

Спустя неделю, 17 июля, Лука прибыл в Москву и сразу явился в ОГПУ. После короткого, ничего не значащего допроса, ему объявили, что он может свободно жить в Москве в течение недели, а потом должен снова явиться в ОГПУ. Скорее всего, это было связано с ожиданием документов из Ташкента. Воспользовавшись неожиданной свободой, Лука дважды посетил патриарха Тихона и даже служил совместно с ним в церкви Воскресения Христова в Кадашах.

При вторичной явке в ОГПУ 24 июля епископа Луку арестовали и отправили в Бутырскую тюрьму. После недельного пребывания в карантине его поместили в уголовную камеру, в которой, однако, бандиты и жулики отнеслись к нему довольно прилично. В тюремной больнице он впервые встретился и познакомился с новгородским митрополитом Арсением (Стадницким), находившимся в тюрьме в связи с делом патриарха Тихона по обвинению его в воспрепятствовании изъятию церковных ценностей. А в тюремной библиотеке владыке удалось достать Евангелие на немецком языке, и он усердно читал его. Однажды, к большому удивлению, его вызвали на свидание с сыном Михаилом, испытавшим массу злоключений после ареста отца. От сына он узнал о притеснениях в отношении своей семьи в Ташкенте. Семью выселили из квартиры, и они проживали в каком-то полуподвале.

В последних числах августа VI отдел СО ГПУ в своем заключении по делу епископа Луки и протоиерея Михаила Андреева «полагал» подвергнуть обоих «административной высылке в Нарымский край на два года каждого». Комиссия по высылкам при НКВД согласилась с этим предложением.

Информация о местонахождении и положении епископа Луки иногда появлялась на страницах «Туркестанской правды». Чуть позже та же газета устами бывшего протоиерея Ломакина сообщила, что епископа Луку гражданская власть «засадила в Бутырки», и, по слухам, по окончании заключения он будет отправлен в Сибирь[87].

Последние похождения Ясенецкого

Туркестанским епархиальным управлением получено уведомление от высшего церковного управления, что высланный из Ташкента лжеепископ Лука Ясенецкий запрещен в священнослужении, даже как священник, и высылается из Москвы в распоряжение Сибирского областного церковного управления на предмет назначения его псаломщиком.

Из духовного князя, о чем мечтал юродствующий профессор, да в простые дьячки.

Вместо епископского почета – раздувай кадило, собирай поминальные лепешки, да пой аллилуйя.

О, горькая превратность судьбы!

А ташкентские кликуши и головотяпы тешили себя надеждой, что их батюшка-Лука вернется к ним в Ташкент чуть ли не митрополитом.

И вновь будет их учить мракобесию и благочестивой контрреволюции.

О, мечты, мечты —

Где ваша пленительная сладость?

Туркестанская правда. 1923, 21 августа.

В начале ноября большую партию арестантов Бутырской тюрьмы погнали пешком через всю Москву в Таганскую тюрьму – центральный пересыльный пункт, где формировались «команды» для отправки кого в дальнюю тюрьму, кого к местам ссылок. Здесь Лука заболел тяжелым гриппом и около недели пролежал в тюремной больнице с температурой под 40 градусов. В начале декабря Лука и протоиерей Андреев этапом, в тюремных вагонах, по железной дороге с остановками в узловых городах в пересыльных тюрьмах, отправлены в Сибирь.

…Поезд пришел в Тюмень. Ссыльных разместили в тюрьме, где они прожили около двух недель. Все это время епископ Лука болел, лежа без врачебной помощи. Далее ссыльных везли в «столыпинском» арестантском вагоне, состоявшем из отдельных камер с решетчатыми дверями и узкого коридора с маленькими, высоко расположенными оконцами. В каждой из камер сидело до четырех человек. По пути делали остановки: Омск… Новониколаевск (Новосибирск)… Красноярск… Енисейск.

Енисейск был местом ссылки на протяжении всей российской истории. Кого он только не видел: опальных бояр и воевод, царственных самозванцев и лиц, покушавшихся на царские особы, участников крестьянских войн и польских восстаний, декабристов и первых русских социалистов, народовольцев и первомартовцев, социал-демократов и большевиков… Среди ссыльных было немало представителей религиозных организаций: раскольников, первым из которых был протопоп Аввакум, а также сектантов различных направлений.

Теперь Енисейск стал конечным пунктом для ссыльных, прибывших 18 января 1924 года. Епископа Луку и священников поселили в просторной квартире с гостиной, в двухэтажном доме Забоевых, что на Ручейной улице[88]. Здесь они прожили около двух месяцев. Хотя начало пребывания в Енисейске совпало со смертью и похоронами В. И. Ленина в Москве и наверняка эти события каким-то образом партийными и советскими органами отмечались и в Енисейске, в воспоминаниях Луки об этом нет ни строчки.

Епископ Лука, нигде и никогда не забывавший своего врачебного долга, сразу отправился в местную больницу. С разрешения заведующего, В. А. Башурова, он начал проводить хирургические и гинекологические операции. После первых же удачных сложнейших операций народ из соседних сел и деревень хлынул в Енисейск на прием к чудо-доктору. Список больных был составлен на три месяца вперед. Но бескорыстный врач столкнулся с неожиданным противодействием со стороны местных фельдшеров, катастрофически терявших заработок. Они стали жаловаться властям на «попа», который бесконтрольно проводит «безответственные» операции. Доносы упали на подготовленную почву: местная администрация и органы ОГПУ решили проучить строптивого ссыльного. Его вызвали в отдел ОГПУ. Едва Лука, как всегда, в рясе и с крестом, переступил порог, чекист заорал:

– Кто это вам позволил заниматься практикой?

– Зачем же вы начинаете так разговор? – с достоинством ответил профессор. – Либо вы встаньте, либо я сяду, тогда и беседовать нам будет удобнее.

Чекист не ожидал такого ответа, растерялся, предложил «попу» сесть.

Разговор пошел ровнее. Войно-Ясенецкий сказал:

– Я не занимаюсь практикой в том смысле, какой вы вкладываете в это слово. Я не беру денег у больных. А отказать больным, уж извините, не имею права. Давал в университете Гиппократову клятву – помогать каждому, кто ко мне обратится.

После этого власти стали смотреть на медицинскую практику ссыльного профессора несколько более снисходительно. Как и в Ташкенте, в операционной у епископа стояла икона с теплившейся перед ней лампадой. Рассказывали, что перед операцией он всегда ставил йодом крест на теле больного. Но все равно чекисты регулярно подсылали «разведчиков», чтобы удостовериться, что он действительно лечит безвозмездно. Своим многочисленным благодарным пациентам врач Войно-Ясенецкий обычно говорил: «Это Бог вас исцелил моими руками. Молитесь Ему».

В городе было много церквей, но их священники уклонились в «живоцерковный» раскол, и посещать их Луке и его спутникам было невозможно. Потому богослужения по воскресным и праздничным дням они проводили в своей квартире. Сюда приходили верующие, оставшиеся верными Патриаршей церкви.

Лука объявил себя законным представителем патриарха Тихона, епископом Красноярским и Енисейским. Каждый раз за богослужением епископ проповедовал. Закрыт был и находившийся