потешаицсэ:

85. Он востро копьё мецёт по поднебесью,

Он правой рукой мецёт да левой схватыват:

На правом его плеци сидит да млат сизой орёл;

На левом плеци сидит да млат белой кречат;

Фпереди его бежит да два серых волка,

90. Два серых же волка да два как выжлога;

Назади его бежит да две медведици!..»

Посылают Добрынюшку Микитиця.

Выходил-де Добрынюшка из бела шатра,

Засвистел-де Добрынюшка добра коня.

95. Как бежит его конь да ис циста поля.

Его доброй конь бежит — только земля дрожит.

Как крутешенько Добрынюшка коня седлал,

Он седлал и уздал да коня доброго,

Он вязал же пот<п>ружецьки шелковые

100. (Ише деветь-то пот<п>руг да едного шолку;

Как десятая пот<п>руга да ис семи шолкоф,

Ишше та же пот<п>руга — церес хребётну кость!) —

Не для-ради басы, а ради крепости,

А для-ради опору богатырского:

105. «Не оставил бы конь миня во чистом поли,

Не пришлось-де молоццу пешком итти!»

Он накладывал седёлышко церкальсцето,

Надевал он уздицьку да фсё тесмянную,

Он и брал себе пл(ё)тку да фсё ремянную;

110. Он и брал фсе доспехи да богатырскии:

Он и взял фсе три вострыя веть сабельки,

Он и брал фсе три булатны копьица,

А подвязал он себе веть острой мець,

Он и брал же тугой лук розрыфцивой,

115. А он надевал же налуцишо каленых стрел,

Надевал на главу да шляпу греческу.

Он и з братьеми крестовыма прошшаицсэ:

«Вы простите-ко, братьица крестовыи,

Во-первых-де старой казак Илья Муромец,

120. Во-фторых-де Олёшенька Поповиц был!

Уш есьле мне на поли как смерть будёт,

Увезите меня да ф красен Киев-град

Да предайте меня да ко сырой земли!»

Тут крутешенько Добрынюшка на коня скочил,

125. Он ише того скоре да в стремяна ступил.

Только видели: Добрынюшка в стремяна ступил, —

А не видели поески да богатырскои.

А увидели: на поли курева стоит,

Курева где стоит, да пыль столбом валит.

130. Наежжал он удала да добра молоцца;

Объеж(ж)ал он удалого да добра молоцца:

Ишше едёт, молоццю да фсё фстречаицсе.

(Кабы че́с<т>лиф* был Добрынюшка, оче<с>тливой:

Он и знал же спросити, про себя сказать!)

135. Тут соскакивал Добрынюшка со добра коня,

Он снимал же свою да шляпу греческу,

Как ниско молоцьцику поклоняицсе:

«Уш ты здрастуёш, удалой да доброй молодець!

Ты куда же едёш да куда путь держыш?»

140. Говорит тут удалой да доброй молодечь,

И говорит-то он да выхваляецьсе,

Он своима доспехами потешаицьсэ:

Он востру саблю мецёт по поднебесью,

Он правой рукой мецёт, левой схватыват;

145. Ише сам из рецей выговарыват:

«Уш я еду прямо ф красен Киев-град;

Уш я хо́чу веть: Киев-от ф полон возьму,

Я князя Владимера под мець склоню,

А Опрак(с)ею-кнегину да за себя возьму,

150. Уш я Божьи-ти церкви да фсе под дым спушшу,

Я святыя иконы да копьём выколю,

Злато-серебро телегами повыкачю,

Я попоф-потриархоф фсех под мечь склоню,

Християньскую веру да облатыню фсю,

155. Ваши головы богатырей повырублю

А на копьиця головушки повысажу!»

Ишше тут же Добрынюшка не ёслушалсэ:

Как заскакивал Добрыня да на добра коня,

Поскакал-де Добрынюшка ко белу шатру.

160. Приежжал же Добрыня да ко белу шатру —

Тут крутешенько Добрынюшка со коня скоцил,

Тут ише того круце да во шатёр бежал,

Говорыл же он братьям своим крестовыим:

«Уш вы ой еси, братьиця крестовыи!

165. Как наехал на нас да супостат велик,

Супостат-то велик, удалой доброй молодець;

Ише едёт молодець — он да потешаицьсе:

Он востро копьё мецёт по поднебесью.

Он и сам из рецей да выхваляицсэ:

170. “Ише еду я прямо в красен Киев-грат;

Уш я хоцю: Киев-от ф полон возьму,

Уш я князя Владимера под мець склоню,

Я Опраксею-кнегину да за себя возьму,

Уш я Божии-ти церкви фсе под дым спушшу,

175. Я святыя иконы да копьём выколю,

Я попов-потриархоф фсех под мечь склоню,

Злато-серебро телегами повыкачю,

Ваши головы богатырей повырублю,

Как на копьиця головушки повысажу!”»

180. Ишше тут же старому да за беду стало,

За великую досаду да показалосе:

Сомутились у старого да оци ясные,

Росходились у старого да руки белые.

Выходил-де старой да из бела шатра,

185. А засвистел-де старой казак добра коня.

Как бежит его конь да ис циста поля,

Его доброй конь бежит — только земля дрожит.

Ф теменях-то старой казак коня седлал:

А он вязал же потпружечьки шелковые

190. (Как двенаццать-то пот<п>ружок да едного шолку;

А тринаццата пот<п>руга да ис семи шелкоф,

Ишше цистых шелкоф да шамахиньскиех;

Ишше та же пот<п>руга — церес хребётну кость:

Она не для-ради басы, а ради крепости;

195. Как для-ради опору богатырского

Ишше та же пот<п>руга церес хребётну кость!),

Он накладывал седельцё да фсё черкальцето,

Надевал он уздицьку да фсё тесьмянную.

Он и взял свои доспехи да богатырскии:

200. Он и взял фсе три вострыя-то сабельки,

Он и брал три булатные фсе копьица,

Подвязал же старой он да себе он вострой мець,

Он и брал веть тугой лук розрыфцивой,

Надевал же он латы да фсё кольцюжные,

205. Как на те жа на латы на кольцюжныи

Надевал же налуцишшо каленыех стрел,

Он и брал же цинжалишше булатноё.

Тут скорешенько старой он на коня скочил,

Как ишше того круце да в стремяна ступил.

210. Только видели старого: да в стремяна ступил, —

А не видели поески да богатырьское;

А увидели: на поли курева стоит,

Курева-де стоит, да пыль столбом валит.

Наежжал он удала да добра молоцца.

215. Объежжал он удала да добра молоцца.

А не две-ле горы да сокаталосе,

Как не два-ле сокола да