Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– То есть один вам заплатит, а еще двое или пятеро будут изображать его родственников? – кислым тоном интересуется молодой. – Станут для него терапевтами, актерами, аниматорами… так?
Я выкладываю основной козырь:
– Нет. Каждый будет участником, членом семьи. Этих людей соберет вместе специальная компьютерная программа.
Делаю короткую паузу – и продолжаю со значением:
– Нейросети уже сейчас мониторят активность людей в Сети и в реале. Предлагают товары, фильмы и мероприятия, проверяют лояльность к провайдеру услуг, и это вполне легально. Каждый человек, услышав о нашем проекте, осознает потребность в идеальной семье, и как только он заявится на пробную сессию – окажется в группе родственных ему, эмоционально близких людей со множеством общих интересов. Для них будет организовано пространство – это может быть отель, или большой дом, или скромный пансионат, в зависимости от бюджета. И там они проведут вместе выходные, а по договоренности и дольше. Возможны короткие сессии, когда семья собирается всего на пару часов: совместная прогулка. Или чей-нибудь день рождения. Возможен супружеский секс – по предварительному согласию… Но это не служба знакомств, иной гормональный фон. Это чувство защищенности и поддержки. Исследования рынка показали, что запрос колоссальный.
– Вы сказали – нейросети? – все трое сейчас переваривают мои слова, но у женщины реакция быстрее.
– Прототип уже готов. Я плачу разработчикам скромно, но даю им долю в будущих прибылях, и они понимают, что вытащили золотой билет. Заявок было множество, я отобрал лучших. – Делаю значительную паузу, чтобы они успели оценить мои слова. – Программа будет собирать данные из открытых источников и складывать «семьи», причем впрок, – человек, решивший обратиться к нам, не станет тратить время на ожидание. Для него все будет уже расписано.
Каждое мое слово подтверждено документами, которые я им представил. Остается улыбаться, щуриться на солнечный свет, балансировать на высоком кресле.
– Сколько вы собираетесь привлечь инвестиций? – старший спрашивает хлестко, будто бьет ракеткой по мячу.
– Сто миллионов, – я не мигаю.
– Прибыль в первый год?
Я называю цифру.
Мимо окна, совсем близко, пролетает полицейский вертолет, белый с синим. Отражается в небоскребе напротив.
– Леон, – задумчиво говорит дама. – А почему вы оставили ваш прежний стартап, консалтинговую фирму? У вас был рост в четыре раза за три месяца… И вы закрыли дело…
– Добился, чего хотел, мэм. – Я не сомневался, что они наводили обо мне справки. – Получил опыт, и теперь хочу расти дальше. Как вы знаете, это был не первый мой стартап…
– А где вы учились? – интересуется младший, прекрасно зная ответ.
– В школе, – говорю совершенно спокойно. – У меня нет специального образования. Но я умею читать, писать и считать…
Он понимает издевку и взрывается:
– Зачем, по-вашему, существуют колледжи и университеты?!
Я могу сказать: «Затем, чтобы выпускники брали кредит и годами искали работу». Но вместо этого растерянно улыбаюсь и развожу руками, как если бы вопрос поставил меня в тупик.
На помощь приходит старший собеседник:
– Я оплатил сыну Принстон, а дочери Беркли, а они…
Обрывает себя и машет рукой. Жаловаться не принято, и так понятно: его дети в глазах родителя не оправдали надежд. Я молча сочувствую его сыну и дочери и вспоминаю, как отец перестал со мной разговаривать.
– Спасибо, Леон, – безупречная женщина улыбается уголками рта.
* * *
Из машины я звоню разработчикам: один сидит в Лондоне, другой в Индии, третий в Гонконге, и есть еще группа, которой эти трое руководят. Сообщаю о результате переговоров, слушаю вопли радости на разных континентах.
– Леон, ты волшебник! – кричит Чандракант, молодой и горячий.
Я даю им инструкции по работе, закрываю ноутбук и откидываюсь на спинку пассажирского кресла.
Всего лишь шаг на длинном пути, я отдаю себе отчет. Я взялся за большое, по-настоящему большое дело, а ведь уроков на сегодня никто не отменял, и до возвращения Микеля мне надо как следует прибраться в доме. Это еще одна моя обязанность.
Ловлю себя на том, что насвистываю мелодию из шкатулки моего деда. Вздыхаю; инвесторы убеждены, что я придумал этот социальный проект, потому что сирота и тоскую по семье. Собственно, я сам их в этом убедил.
Где-то там, в моем городе, звенит на ратуше колокол. И хлопочет по дому, понурившись, отец, а мать отдает распоряжения. Рамон по утрам садится в школьную карету, а Эд, наверное, уже получил аттестат и уехал в университет…
А может быть, на старшего брата легла теперь моя ноша, университет закрыт для него, придется заниматься благосостоянием семьи?
Я на минуту перестаю насвистывать. Где-то там бродит мой покупатель в черной куртке и запыленных сапогах, и я желаю ему крепкого здоровья. Он обязан дожить до нашей встречи – когда бы этот день ни наступил.
Ученик волшебника
Микель равнодушен к девайсам, даже телефон у него старый и кнопочный. Мои текущие оценки хранятся в толстом блокноте с разлинованными страницами. Система оценок устроена так же, как в прежней школе, но Микель придирается неизмеримо больше, списать не у кого, и домашку за меня никто не сделает.
На прошлой неделе он трижды выставил мне «крест» и два раза «дыру». И всякий раз я огорчался, как первоклассник, и пытался оправдаться. «Успевай, – всякий раз отвечал Микель. – Это в твоих интересах».
На кухне я разворачиваю купленный по дороге гамбургер. Явись сейчас Герда – начала бы ругаться: «Отвыкай от мусорной еды! Я сама тебя развратила, надо было шпинатом кормить с первого дня!» Потихоньку радуюсь, что Герды нет дома, видимо, Микель дал ей поручение в городе.
Робот-пылесос, он же поломойка, кружит по кухне, вылизывая пол, подбираясь все ближе. Я поджимаю босые ноги (когда я один, люблю сидеть на кухне в одних трусах, наслаждаясь теплом и свободой). Насвистываю песенку из музыкальной шкатулки. У меня опять отличное настроение – теперь в стенах дома мне разрешено пользоваться магией, как я только пожелаю.
Не сходя с места, проверяю состояние туалетов и душевых. Ванная на первом этаже сообщает, что сток засорился; это серьезная проблема. Очень осторожно (контроль, Леон! Контроль!) я вызываю дружественную крысу, живущую у пруда на соседнем участке.
Крыса лезет в водосток и сидит там так долго, что я начинаю нервничать. Наконец выбирается с обрывком бумажной салфетки в зубах, тут же сплевывает, очень недовольная. Водосток свободен, впрочем, как и крыса, но она даже не берет у меня призовой сыр,