сразу удирает, когда я отпускаю ее. Робот-пылесос подбирает салфетку и тут же моет пол до блеска. Нет, так вполне можно вести хозяйство; не то что бедный мой отец, с тремя-то детьми и без единого робота…

Я открываю новости на планшете и сразу натыкаюсь на свою фотографию, сделанную на улице, исподтишка. Заголовок: «Парень-сирота, явившийся ниоткуда, в семнадцать лет заработавший свой первый миллион, кто он? Леон Надир – гений бизнеса или пузырь, который скоро лопнет? Читайте на нашем…»

Я ощущаю присутствие Микеля в доме. Он никогда не приезжает и не приходит, а просто появляется, возникает, заново создается. Я радуюсь, что так здорово успел все сделать к его возвращению, и немного нервничаю, но это не страх. Бояться чего-нибудь в этом доме я давно перестал.

Выключаю планшет. Торопливо поднимаюсь к себе и одеваюсь к уроку – шорты, футболка, кеды. Стучусь в библиотеку; Микель сидит на стремянке, как на барном стуле, листает миниатюрный том в синем бархатном переплете, а еще одна книга лежит у него на плече, обнимая страницами, и тихонько вибрирует, посвистывая, будто сверчок.

Ко мне эта книга никогда так не ластится.

– Ну что? – говорит Микель вместо приветствия. – Разбогател?

– Еще нет, – отвечаю смиренно. – Но не в деньгах счастье.

– Пошли, – он ставит на полку миниатюрный синий том, а потом, поглаживая, осторожно ссаживает туда же любвеобильную книгу, которая не перестает урчать. – Идем учиться, миллионер.

* * *

Отец учил меня подкидывать взглядом чашки, это было понятно и забавно. В школе я заучивал премудрости высшей магии, и, хоть подразумевалось, что в жизни мне это не пригодится, занятия имели практический смысл: я получал «образование», чтобы повесить на стенку «аттестат». Чтобы потомки, предки, соседи и горожане не могли меня упрекнуть в нарушении приличий.

А вот Микель, как мне поначалу казалось, вообще ничему меня не учил. За первый месяц занятий он не показал мне ни единого упражнения и не открыл ни одной магической книги. Он заставлял гулять по каменистым тропам в холмах, встречать рассветы, провожать закаты, смотреть на облака. Он заставлял меня воображать, как дышит бриз над морем, как дышит улитка или бегущий от преследования волк. Следуя его скупым указаниям, я полностью уходил в себя, делаясь осажденной крепостью, а потом исчезал и растворялся в вечернем солнце, как сахар в теплой воде. Он предлагал мне думать, как трава, или как кровь в моих венах, или как тень птицы на поверхности воды, и я даже не удивлялся, отчего у меня все это получается. Я не понимал, что он со мной делает, но это не было неприятно, скорее забавно, похоже на игру. Мне даже стало нравиться. Я стал ждать наших прогулок с нетерпением.

А потом он отправил меня гулять одного. И, выйдя на вершину холма, я почувствовал, что мир вокруг изменился. Как будто я бродил много дней вслепую по песчаному дну, и однажды глаза мои открылись, и я увидел рыб всех цветов и очертаний, зеленые стебли и коралловый сад в сетке солнечных лучей; мир пронизан потоком смыслов, не заключенных в слова, но доступных мне, если я им доверюсь. Это длилось мгновение, но тут я понял, что впервые чему-то научился у Микеля.

В тот день он завел для меня дневник и выставил оценку за урок, высшую оценку – «сердце». Я был счастлив, готов был учиться день и ночь, и будущее виделось мне прекрасным – я, великий маг, познавший суть вещей, сам решаю свою судьбу и возвращаюсь домой, чтобы наказать мерзавца, убийцу, черного покупателя…

На другое утро, проснувшись, я осознал, что полностью потерял магические способности. Я, еще вчера имевший власть над природой, предметами и существами, стал беспомощнее дохлой крысы. Микель своими заданиями-играми сломал меня. Уж лучше бы навсегда превратил в собаку.

– Как ты можешь ему не доверять? – со слезами на глазах спрашивала Герда. – Своему учителю?!

Не будь Герды, я не явился бы в тот день на урок или снова попытался сбежать, но Герда была, и я сдался. Микель, ничего не комментируя, привел меня в библиотеку и впервые занялся со мной теорией, и уже через несколько минут я подумал, что с этого, пожалуй, ему следовало начинать. Впрочем, кто я такой, чтобы указывать Микелю порядок действий?

Понятие «магия» заключало в себе множество путей, выборов и практик. То, чему учил меня отец и чему я сам пытался по своему разумению научиться, казалось слабой веткой на огромном стволе. Микель, кстати, никак не выказал неуважения к нашим с отцом опытам. Он просто показал мне возможности. Для начала. Так, что у меня закружилась голова.

Магические способности вернулись через несколько дней – как если бы из шкафа, беспорядочно набитого всякой всячиной, вытряхнули все, перебрали, выкинули хлам, а ценное и годное вернули на полки в строгом порядке, так, что осталось множество свободного места. Я снова почувствовал себя великим магом, но уже с некоторой опаской, и не ошибся.

«Сердце», которое Микель выставил мне в дневник, оказалось первой и последней отличной оценкой. Я ничего не хватал на лету – Микелю приходилось повторять, и повторять, и снова возвращаться к пройденному. Будь у меня такой тупой ученик, я бы каждый урок начинал с подзатыльников и заканчивал поркой. А мой учитель терпел; второе, чему я научился у него, – если я чего-то не понимаю, значит, пойму завтра, и это нормально.

* * *

Мы занимались обычно на заднем дворе, между мангалом для барбекю и столиком для пикников. Двор был большой, места хватало.

– Что такое этически ориентированная магия, Леон?

– Это магия, различающая добро и зло.

Щелкали колибри в зарослях акации.

– В чем ее преимущества и недостатки?

– Большой расход энергии. Токсичная рефлексия. Меньшая производительность в целом. Зато устойчивость на пиковых нагрузках, эффективность в решающих, жизненно-важных ситуациях…

Микель подбросил спичку с темно-красной серной головкой. Я чуть напрягся, шевельнул губами – спичка загорелась, завертелась в воздухе, как бабочка с единственным огненным крылом, и невесомой шкуркой упала на кирпич, которым был вымощен двор.

– Опять слова? – осведомился Микель с таким видом, будто я на его глазах напрудил в штаны.

Колдовать словами – все равно что читать, произнося буквы отдельно, одну за другой. Так делают дети, которых неверно учили. Для мелких дел, вроде вызова белок, такая магия подходит. Для того, чего хочет от меня Микель, – не годится даже близко.

– Это рефлекторно. – Я опустил глаза. – Больше не повторится.

– Ладно, – он кивнул. – Грабитель напал на пожилую женщину и отобрал