тихо ждали продолжения сеанса, и наконец Али-Ага зашевелился: достал из кармана пиджака белоснежный платок, положил его на ворс ковра и сильно надавил ладонью. Потом поднял платок и выразительно предъявил его пораженным зрителям — на белой ткани носового платка отпечаталось влажное бурое пятно. Али-Ага что-то коротко сказал, и Камран перевел:

— Здесь. Женщину убили здесь.

У порога кабинета столпилась онемевшие зрители, все дружно таращилось на платок и, пожалуй, старались найти объяснение загадке: как на ковре в запертом кабинете Эдуарда Кузьмича могла появиться грязная вода. В то, что бурый цвет имеет отношение к пролитой здесь крови, никто пока не говорил. Скорее всего, если бы платок с влажным пятном предъявил не авторитетный иранский провидец, а кто-то другой, то, возможно, бурый цвет и получилось бы списать на обычную грязь или пролитый чай. Но Али-Ага сказал твердо: женщину убили здесь. Задать же подразумевающийся вопрос: «А как в таком случае Инесса оказалась за территорией?» — никто так и не отважился. Пока.

— Доктор Али-Ага, — заговорила Ангелина Сергеевна, — а что еще вам сказала Инесса?

Камран переводил:

— Доктор говорит, что не может понять слова убитой женщины. Душа что-то ему говорит, но он не понимает.

— Это потому, что она говорит по-русски? — продолжала спрашивать Захарова. Иранец после перевода помотал головой. — А если попросить Инессу указать на своего убийцу?

— Доктор Али-Ага говорит, — быстро переводил Камран, — что не будет задавать вопросов, душа женщины еще очень беспокойна. Мертвых нельзя тревожить так рано. Это — харам.

Объявив просьбу Захаровой греховной, доктор как бы подвел черту под разговором, встал прямо и резким жестом отряхнул колено. Сквозь раздвигающихся перед ним людей вышел из кабинета и направился к своим апартаментам. Вероника подумала, что иранцу было что добавить, но он просто не пожелал этого делать. Возможно, проявил великодушие к гостеприимному хозяину. Проходя мимо кресла Эдуарда Кузьмича, он похлопал того по плечу и прошептал по-английски: «Все будет хорошо, мой друг».

Кощин, бледный, словно его и вправду навестил тот самый ангел, смотрел в спину провидца, пока тот не скрылся в своей комнате.

— Мне надо выпить, — прозвучал в тишине четкий голос Троепольского. — Сергеевна, поддержишь?

— Тебе бы только за воротник залить, — прошипела Захарова. Подошла к креслу Эдуарда Кузьмича и наклонилась. — Эдь, ты как? — Ее друг шлепнул губами, кажется, сказал «нормально». — Держись. Врача у нас теперь здесь больше нет. Таблетки взял с собой? Или они у Инки в комнате?

Пока старшие товарищи беседовали, Троепольский многозначительно поглядел на своего бойца, на Нику, и мотнул головой, указывая ухом на гостиную. Девушка разгадала пантомиму и двинулась за Михаилом к тумбочке, служившей в этом доме баром. Эка, естественно, проследовала в кильватере своей новой подруги, за нею потянулись и остальные. Возле кабинета задержались только Эдуард Кузьмич и присевшая перед ним на корточки Ангелина Сергеевна.

— Ну, твою мать, дела, — выразил общее мнение Михаил. Его рука, наливающая коньяк, слегка подрагивала. — И что нам теперь делать? — Первый бокал Троепольский вручил своему бойцу и занялся следующими.

— Ник, что думаешь? — поинтересовалась Эка. Добавила для прочих пояснение: — Вероника еще утром догадалась, что с Инессой случилось что-то плохое. Волновалась.

Вот блин! Взгляды всех присутствующих, неуклонно наливаясь подозрительностью, сосредоточились на «плюшевой» гадалке. И в том, что ее заподозрили первой, никого винить нельзя! И вправду ведь, типа догадалась, волновалась…

— Да нет, ну что вы, — залепетала Вероника, — я просто мокрые носки в комнате Инессы увидела и…

— Не скромничай! — оборвала неловкое блеяние ворожеи Эка. — Догадалась, догадалась! Сразу поняла: что-то здесь не так, потом пошла за Павлом и дядей Васей к собакам…

Вероника обвела взглядом разом сощурившееся общество, грохнула бокалом о тумбочку и, стиснув кулаки рук, вытянутых вдоль тела, громко простонала:

— Не надо! Не надо так на меня смотреть! Вы можете представить, как я перенесла Инессу из кабинета за забор?! Одна, ночью?! Взвалила ее на плечо, отогнала собак… да?!

Подозрительность из глаз присутствующих исчезла не менее согласованно. Картина: Ника перетаскивает тело, одновременно отбиваясь от собак, на самом деле выглядела полной чушью. Псы ее из дома с таким грузом не выпустили бы!

Народ опомнился, зашевелился, потянулся за коньячком… Эка покаянно зашептала на ухо Вероники:

— Прости меня, я, чес-слово, не подумала…

— Проехали.

— Так что там с мокрыми носками? — поинтересовался Троепольский, тыкая на Веронику отпитым фужером. — Расскажешь?

Ника, у которой сознание вновь начало раздваиваться, тихонько похлопала Катерину по руке, и та, правильно поняв невысказанную просьбу, поделилась с компанией восторгами. Вероника даже засмущалась, сама бы она не смогла расписывать себя так колоритно. К началу повествования Эки в гостиной уже появились и Захарова с дедушкой рассказчицы. Аншлаг, конечно, не был полным, но Вероника все-таки заметила мелькнувшее у арки розовое платье и белобрысый чуб Василия. Управляющий и экономка не отвлекались на расследования, поддерживали функционирование полного гостей дома.

Эка закончила рассказ на словах Вероники о Кныше. Победно оглядела общество. Первым задумчиво заговорил Михаил:

— У Инки были ключи от кабинета, так? А потому плясать от замка у нас не получится, вслед за Инессой в кабинет мог попасть кто угодно. Эдуард Кузьмич, из кабинета что-нибудь пропало? Нет? А ценности какие-то там были? Тоже нет… — На этом Михаил иссяк, понадувал щеки и обратился к Веронике: — А я, признаться, не удивлен. Я помню, Ника, как Инесса сказала, что ты обладаешь сверхчувствительностью. Как ночью гавкали собаки, я тоже слышал, но не придал значения… Может быть, ты еще что-то почувствовала? Убедить нашего иранца продолжить следствие не получится. Понятие «харам» для мусульман священно. — Троепольский вопросительно поглядел на Камрана, вероятно откомандированного шефом в народ, дабы переводчик находился в эпицентре событий и обо всем докладывал. Азербайджанец категорично покачал головой. — Я так и думал, — вздохнул Михаил и снова принялся за обработку своего бойца: — Так что, Ник? Попробуешь разобраться?

Подумав: «Делать мне больше нечего!», Вероника развела руками:

— Простите, но я не уверена, что у меня получится, и…

— Я могу! — В центр комнаты вышел Бадма Петрович Зайцев. Окинув Веронику пренебрежительным (или ревнивым?) взором, мастер Бадма важно мотнул синей островерхой шапкой и повторил: — Я могу. Мы ведь за этим сюда и приехали, чтоб показать свои возможности.

Своего бойца естественно и горячо поддержала Ангелина Сергеевна. Оставив Кощина на попечении внучки, она отправилась вместе с шаманом на первый этаж, где в ремонтируемом бальном зале удобно было разводить костер.

Троепольский продолжил разговор, начатый им еще час назад:

— Эдуард Кузьмич, может быть, все-таки стоит отправить кого-то в деревню? Обстоятельства изменились. Где-то в доме, я