— Помнишь ее дедулю?

Графа передернуло.

— Как думаешь, он останется в стороне, когда узнает о положении своей внучки? Он вполне способен найти закон, которому лет триста, и заставить вас по суду его исполнить. Признать ребенка или, того хуже, жениться.

— Никакой суд не примет его доказательства. Это чушь!

— В моем мире целая страна имеет кучу тупых законов, которые действуют. Так что, Иден, держи штаны застегнутыми и держись от Марты подальше, — от души посоветовала я графчику.

А потом с надеждой обратилась к графу:

— Может, уволить ее?

Джонатан так на меня посмотрел…

— Лада, вот иногда ты говоришь умные вещи. Но иногда… За что я ее уволю? Да я гарантирую, что после увольнения она оденется, как ты, смоет макияж и с видом невинной овечки пойдет по газетам и обществам по защите прав женщин. Мол, мерзавец Эверо ее соблазнил, а когда нашел новую игрушку, — кивок в мою сторону, — уволил. А ведь эта работа — ее единственное средство к существованию, а у нее на иждивении больной дедушка. Знаешь, что со мной сделает пресса?

— Выступи с ответной речью, — пожав плечами, я вернулась к чаю. — У нас такое постоянно. Одна корчит из себя жертву, второй доказывает, что жертва — он, а она коварная соблазнительница.

— Лада, не будь наивной. Я старше и выше по статусу. Никто не поверит, что все было добровольно и инициатива исходила от нее. В глазах людей я буду мерзавцем, использовавшим свое положение, чтобы уложить бедняжку в койку.

— Моника Левински, дубль два.

— Что?

— Да это я так, о своем мире вспомнила.

Джонатан встал, не глядя, кинул на стол несколько монет и протянул мне руку.

— Обед окончен. Пошли работать. А ты, — он ткнул пальцем в сторону сына, — даже на сто метров не приближайся к этой пиявке. Узнаю — пойдешь доучиваться в военную Академию. Будешь тогда не с девушками кувыркаться, а от пола отжиматься.

Он взял меня под локоть и потащил к выходу, на ходу забрав с вешалки верхнюю одежду.

Всю дорогу граф крыл Марту последними словами, «овца» и «тварь» там были самыми цензурными. Наконец мне удалось вырвать руку и остановиться. Он по инерции сделал два шага, но, ощутив отсутствие сопротивления, гневно обернулся. Я встала, что называется, в позу:

— Знаешь, мне надоело это слушать. Если она такая-сякая, почему ты на нее польстился?

— Думал через нее к ректору подобраться.

— Так она секретарша декана.

— А с тобой был дохлый номер.

— Когда это ты ко мне подкатывал?

— Когда я в первый раз пришел к Каралю! Я с порога тебе улыбнулся!

— И что?

— Вот именно! А Марта повелась.

Рука-лицо. То ли у Эверо кобелиная сущность, то ли у Марты, ну, вы поняли. Во всяком случае, эти инь и ян нашли друг друга, а тут влезла какая-то хрень в моем лице.

После обеда работа не задалась. Граф срывался по поводу и без, орал так, что у меня появились мысли воспользоваться пустырничком.

— Лада! Где договоры на целевое обучение? — прокричали из кабинета.

Я сунулась в сейф. Их там не оказалось. Я перерыла все еще раз. Да где же они?

— Лада! — раздалось над самым ухом. — Ты чего копаешься? Где договоры, я спрашиваю?

Не переставая все проверять, я ответила, что их нет.

— Как нет? Ты при мне их в сейф убирала! Или у нас там моль-договороед завелась?

— Скорее, крыса. Я положила их в сейф и ушла на обед. Вы уходили вместе со мной.

— Ты намекаешь, что их украли? Ключи только у меня и у тебя!

Я шустро достала связку ключей, пересчитала.

— Мои на месте. А твои?

Граф извлек из кармана пиджака свой экземпляр.

— Вот он. — Он присмотрелся. — А что это за налет?

Я взяла ключ. Что за ерунда? Но абсолютно точно, ключ пах мылом.

— С него делали дубликат.

— И кто?

— Тот, у кого, помимо нас, мог быть допуск в этот кабинет. Я бы поставила на Марту. Ей было бы проще всего это провернуть. Она близко к твоему телу и, соответственно, пиджаку подобралась.

— Какой смысл?

— Дискредитировать меня в твоих глазах.

Ну да. Я, по ее мнению, увела у нее перспективную партию. Естественно, она не может это так оставить и начинает мстить. Граф как-то странно воодушевился после моей фразы:

— Да? Отлично. Сходи за понятыми, а я вызову своих ребят.

— Зачем?

— Расследовать кражу.

А дальше было шоу. Угадайте, кто приехал? Никола! И этому: кофе подай-принеси, «а булочку можно?», «а без мака?». Гр-р-р.

Но зато он развил бурную деятельность по своей специальности. Опросил вахтера, снял отпечатки пальцев.

— Лада, можно вашу ручку?

Я протянула свою любимую, с орнаментом.

— Не эту.

Я дала другую.

— Да дайте вашу руку наконец!

— Так бы сразу и сказали.

Никола осмотрел мои пальцы и подозвал понятых.

— Прошу обратить внимание. Ногти не имеют следов лака. Вы их не красите?

— А смысл? Уборка квартиры убивает маникюр за десять минут. Кутикулу обработала, ногти подпилила — и достаточно.

— Значит, нет?

— Нет.

— Тогда, понятые, прошу обратить ваше внимание на эти красные полосы около ручки сейфа. Перед вами следы лака для ногтей. Нанесены недавно, поскольку находятся поверх отпечатков пальцев. Оставить их мог только вор. Есть у вас леди с красным маникюром?

Я кивнула.

— Тогда проводите меня к ней.

Мы всей толпой прошли в кабинет декана. Марта была на месте. Нашему появлению она не обрадовалась.

— Леди, добрый день, — Никола поклонился и взял руку Марты, протянутую для поцелуя. — Какой у вас замечательный маникюр. Понятые, попрошу обратить внимание на его цвет.

— А что с ним не так?

— Все отлично! Позвольте, я сделаю пару отпечатков? Хотя по закону мне ваше разрешение не требуется. Это я так, из вежливости. Не каждый день с такой красавицей общаешься.

Заговаривая Марте зубы, он снял отпечатки ее пальцев. У нас с графом их сняли заранее. А через десять минут работы с лупой Никола установил, что ее отпечатки есть на сейфе.

— Это ничего не доказывает! Я подменяла Ладу, когда она была в тюрьме!

— Да, только я после возвращения весь кабинет отмывала со спиртом. Сейф невысокий, мало ли, что на нем делали.