— Давайте уже есть, — сказал де Синд, и его домочадцы радостно встрепенулись, потянувшись к ложкам.

Я поднесла руку к лицу, чтобы скрыть улыбку. Как же они ждали этого приказа!.. Особенно младшие дети, которым не понятны были споры взрослых. Еда на столе — надо есть, а не смотреть на неё! Особенно когда на обед были поданы закусочные бутерброды с паштетом из копченых мелких рыбок (которых привозили мешками и продавали на развес по паре грошенов за фунт), вкуснейший рыбный суп из кеты и пангасиуса (использованы только головы, хвосты и кости), в качестве основного блюда — кета, жареная порционно, с хрустящей кожицей и нежно-кремовым мясом, тающим во рту, в обрамлении сложного гарнира из капусты (куда же без неё!), тушеной с луком и морковью, постных клецок и пюре из зелёного горошка, засушенного с начала лета.

Но и тут семейству де Синдов пришлось проявить терпение.

— Молитва! — остановила всех госпожа Бонита, и все послушно опустили ложки.

Черити вздохнула так тяжело, что Ванесса укоризненно на нее посмотрела.

— Можете идти, Элизабет, — разрешил господин Тодеу. — Благодарю за обед. Даже не пробуя понятно, что всё это очень вкусно.

— Всегда к вашим услугам, господин де Синд, — ответила я.

Ничего не значащие слова произвели на него странное впечатление. Глаза его вдруг вспыхнули, и сам он сделал резкое движение, будто хотел встать из-за стола.

— Ванесса, прочти молитву, — замогильным голосом произнесла госпожа Бонита, и де Синд будто опомнился — сложил ладони и опустил лохматую голову, слушая, как старшая дочь читает благодарственную молитву.

Когда я уходила, Ванесса уже дочитала молитву до конца. Правда, она совершенно незаметно сократила её на пару строк, но на это никто не обратил внимания.

— Вкусно! — сказал Эйбел и хохотнул.

Вкусно. Ещё бы. Я спускалась по ступеням и улыбалась. Это была победа. И даже не маленькая. Потому что питаться объедками до весны — нет, благодарю вас, господин де Синд. Я вспомнила, как вспыхнули его глаза, и остановилась посредине лестницы.

Да что же со мной такое?..

Почему этот человек так действует на меня? Я знаю его всего лишь несколько дней, и того, что мне известно — хватит, чтобы относится к нему если не с презрением, то точно со строгой холодностью… Но почему тогда…

Сейчас я готова была вернуться к нему немедленно. Чтобы посмотреть ему в глаза ещё раз, потому что мне казалось, что я что-то недопоняла, не разглядела что-то важное, недослышала…

С моего места было прекрасно видно, что за окном мягко падает снег — крупными хлопьями, как клочками белоснежной ваты.

А ведь на чердаке окно очень высоко, и совсем не видно этого снега. А он так красив, что на него стоит посмотреть. Смотреть, любоваться, ловить его на язык и падать спиной в пышные, рыхлые сугробы. Мне был слышен доносившийся из столовой голос Черити, которая громко и с апломбом рассказывала всем, что сейчас она намерена пойти гулять и слепит самого огромного снеговика во всём городе.

Судя по стуку ложек, остальные де Синды были слишком заняты, чтобы поддержать беседу.

Конечно же, сейчас все дети выбегут гулять. Снег, легкий морозец, ожидание нового года — что может быть прекраснее?

Решительно развернувшись, я начала подниматься по лестнице.

Навстречу мне попалась Джоджо, которая несла поднос с пустыми чашками.

— Слопал всё, — сказала он весёлым шёпотом, говоря, конечно же, о малыше Логане. — Я налила ему полную тарелку — ни капли не оставил.

— Это чудесно! — сказала я, продолжая подниматься по ступеням.

— А куда вы?.. — Джоджо застыла на том же месте, где только что стояла я, мечтая о чем-то непонятном.

— Скоро вернусь, — пообещала я ей. — Ведь надо готовить ужин.

— Точно, не забывайте про ужин, — Джоджо вытянула шею, беспокойно глядя мне вслед, — между прочим, я сегодня за вас во всех комнатах убиралась и…

Но я уже не слушала её. Взбежав на одном дыхании до чердачной двери, я распахнула её и сразу увидела Логана — он сидел на крае постели, вытянув ноги, и строгал перочинным ножичком какую-то деревяшку.

Когда я появилась, мальчик испуганно вскинул голову и вскочил, одергивая поношенную курточку с застиранным воротником. Почему-то именно этот воротник растрогал меня сейчас чуть ли не до слёз. Но я заставила себя казаться весёлой и ласково сказала:

— Послушай, Логан, мне очень нужна твоя помощь. Не мог бы ты пойти со мной? Это ненадолго.

Он долго молчал, словно обдумывая то, что услышал, а потом тихо произнёс:

— Тётя не разрешает спускаться с чердака.

— Но это же по важному делу, — ответила я так же серьезно. — Если что, я всю вину возьму на себя. Но уверена, что тётя ничего не скажет.

Вот в этом я не была слишком уверена, но сейчас самым главным мне казалось вывести малыша с этого ужасного темного чердака, чтобы он вдохнул свежего зимнего воздуха и побегал с остальными детьми.

— Где твоя куртка? Шапка? Рукавицы? — я деловито нашла и то, и другое и третье, лежавшее на каких-то сундуках, выставленных вдоль стены, и принялась одевать ребёнка сама.

Он даже не сопротивлялся, но смотрел на меня так, будто я пообещала ему явление ангелов небесных.

Повязав ему шарф, я повела Логана вниз, крепко держа за руку и намереваясь победить всякого, кто встанет на нашем пути.

Но спускаясь по лестнице, мы никого не встретили. Пока Логан обувал сапожки, я тоже оделась, взяла метлу, и мы с мальчиком вышли на улицу.

После полутьмы дома пришлось зажмуриться, потому что белый свет и белый снег слепили глаза. Я посмотрела на Логана, который щурился, как новорожденный котенок и задирал голову, подставляя лицо падавшим снежинкам. Только сейчас я хорошо разглядела, какой он маленький, щуплый и бледный. Кожа у него была смуглой, и волосы торчали из-под шапки, как черные соломинки, но на щеках не играл румянец, и губы казались бескровными.

— Каждое утро я выношу золу, — заговорила я тихо, будто поверяла ему огромную тайну. — Но смотри, как быстро снег засыпал тропинку. Поможешь мне расчистить её? Я возьму лопату и пойду вперёд, а ты будешь мести следом за мной. Хорошо?

— Хорошо, — ответил он, еле шевельнув губами.

У меня не было рукавиц, но я понадеялась, что не замерзну и без них.

О да! Замерзнуть, расшвыривая снег, было бы трудно, но я тут же больно натерла ладони с непривычки. Ничего, немного можно и потерпеть.

Зато Логан орудовал метлой с таким воодушевлением, что уже обметал мне пятки.

Через четверть часа щеки у него стали красными, как осенние яблочки, и глаза заблестели.

— Передохнем немного, — мне даже не надо было притворяться — ладони горели и были такими же красными, как щеки мальчугана.