Не то, чтобы его отец призывал отказаться от старых обычаев. Вол’джин изредка видел троллей – синих тауренов, как их называл Чэнь, – которые отправились к тауренам и переняли их образ жизни. Он не мог припомнить, казались ли они теми, кто обрел большую гармонию с собой, но из-за разрыва с традициями предков они будто выбивались на полшага из массы остальных троллей. Как будто они променяли одну традицию на другую, но теперь не могли сосуществовать ни с той, ни с другой.

Сен’джин проявлял огромное уважение к традициям троллей. Не проявляй он его, желай порвать с ними навсегда, Вол’джин никогда бы не пошел по пути темного охотника. Отец всегда поощрял его в этом стремлении и ждал будущего с нетерпением. Он всегда подчеркивал важность умения вести народ за собой, а не возвышал традиции для слепого следования им.

Пока Вол’джин поднимался и шел выше, к теням похолоднее, на ум ему пришла реплика Чэня, изначально высказанная Тажанем Чжу – о кораблях, якорях и воде. Традиции могут считаться водой, позволяющей кораблю плыть, или же якорем, препятствующим любому движению. Лоа и то, что они требовали от троллей, могли показаться якорем. Они и их потребности родились в давние времена. По их требованиям и во славу им тролли создавали великие империи и стирали с лица земли цивилизации.

Оторваться от них значило освободиться от якоря, но тогда Вол’джин останется болтаться в недружелюбном море. Это было то поспешное и радикальное решение, от которого отговорил бы отец. Вол’джину пришло в голову, что лоа могли быть и волнами, и приливом, несущими корабль вперед.

«Тогда наша история – якорь, навечно приковавший нас к одной бухте».

Впрочем, не успел Вол’джин изучить эту мысль, как свернул за поворот и обнаружил Тиратана Кхорта, взирающего на северо-восток, в туманную даль. Тролль замялся, желая лишь сбежать в собственное одиночество и не желая нарушать одиночество человека.

– Ты тише большинства других троллей, Вол’джин, но я бы давно уже умер тысячу раз, если бы не слышал, как ко мне подкрадываются.

Вол’джин поднял подбородок.

– Тролли не подкрадываются. И ты слышал не меня, – он смотрел, как горный ветер шевелил красный шерстяной плащ на теле человека. – Пиво Чэня – или мой запах.

Тиратан медленно повернулся, с улыбкой.

– Я много часов потратил, отмывая твой запах от белья.

– Я не буду тебя тревожить.

Человек покачал головой.

– Я все равно хотел перед тобой извиниться.

– Ничем ты меня не задел, – Вол’джин присел, утонув по щиколотку в снегу. Он хотел сказать, что отмечать что угодно, чем его мог задеть человек, было бы ниже его достоинства, но смолчал – удовольствовался уже сказанным.

– Когда я сказал, что ты боишься, я хотел тебя оскорбить. В голове оставалось ощущение тебя. Оно до сих пор меня преследует. Со временем все меньше и меньше, но ты еще там. Я думал, что смогу изгнать твой образ оттуда, если прогоню самого тебя, обижу, – Тиратан опустил взгляд, нахмурив лоб. – Это недостойно того, кем я был, и не то, что я хочу видеть в человеке, которым стану.

Вол’джин прищурился.

– Кем же ты желаешь стать?

Человек покачал головой:

– Я лучше знаю, кем не могу стать, чем кем стану. Ты знаешь, почему я здесь остался, когда пришла буря? Ты знаешь, почему я потерялся и не заметил ее прихода? Ты лучше других должен понимать, что метель не может застать меня врасплох.

– Телом ты был здесь. Но не разумом.

– Да, – Тиратан повернулся, повел рукой в сторону далеких зеленых долин. – Я поклялся, когда пришел сюда по зову Штормграда, что не умру, пока не увижу еще раз зеленые долы своей родины. Это был обет моей… семье. Я всегда держал слово. Они знали, что я вернусь. Но тот, кем я был, тот, кто дал этот обет, – его здесь больше нет. Связан ли я этим обетом до сих пор?

В животе Вол’джина словно завязался узел.

«Связан ли я традициями и обещаниями, данными давно погибшими троллями? Держат ли меня их мечты и желания?»

Тролль щелкнул по снегу пальцем, поцарапав наст.

– Примешь обличие человека, которым был – станешь им. Снова. Если ты новый человек, твой родной дол – здесь.

– Так значит, темные охотники – философы, – Тиратан Кхорт улыбнулся. – Я уже видел тебя, до монастыря. Я служил с войсками из Кул Тираса под началом Дэлина Праудмура. Тогда я был куда моложе, темнее волосами, и кожу не покрывало столько морщин. Ты же практически не изменился, не считая нескольких шрамов. Другой охотник хотел поспорить на десять золотых, что сможет тебя убить. Позже я слышал, что он погиб во время охоты на троллей.

– Ты не стал спорить.

– Нет. Будешь одержимым целью – потеряешь из виду все остальное, – человек вздохнул, и воздух вырвался белым паром из его рта. – С другой стороны, приказали бы мне тебя убить…

– Ты бы сделал на охоте все, что мог.

– Охота на людей или троллей – на любое разумное существо – напоминает мне о том, что все мы животные. Я убивал людей и троллей, слишком много как тех, так и других. Счет не вел, – Тиратана передернуло, – хотя знаю охотников, которые ведут. По-моему, это и неуважительно, и мрачно. Сводит живых существ к цифрам. Мне бы хотелось думать, что я буду больше, чем зарубкой у кого-то на оружии.

– Это думаешь ты – или старый ты?

Человек склонил голову.

– Мы оба. Есть что-то в том, как живут и ведут себя монахи, что напоминает об уважении к жизни. Мысль о балансе и поиске гармонии. Ты задаешься вопросом, Вол’джин, уравновесишь ли новый ты прежнего тебя?

– Ты задаешься.

– Да.

– Я знаю.

– О себе или обо мне?

Тролль раскрыл ладони и поднялся.

– Об обоих. Ты сам это сказал. Дитя не влечет бремя предков. Дитя не знает пределов. Но дитя не имеет опыта, так что не может выбирать баланс. Мы – можем.

– Мы не можем сбежать от нашего прошлого.

– Нет? Я Вол’джин, предводитель Черного Копья. Ты человек, убийца троллей. Почему же мы не мертвы или не истекаем кровью, сражаясь друг с другом?

– Справедливо, – Тиратан почесал бородку. – Здесь мы не враги.

И снова Вол’джин вспомнил образ кораблей. Он улыбнулся.

– Ты считаешь прошлое бременем. Ты хочешь его сбросить. Если ты это сделаешь, то будешь свободен, но не поймешь, кто ты. Представь себе кораблекрушение. Ты никогда не сможешь снова собрать корабль. Спасай же материалы, из которых он сделан. Это место, здесь и сейчас, может стать твоим домом. Но покажется оно тебе домом благодаря памяти, которую ты спасешь.

– Сел на мель. Да, это точно я.

Вол’джин кивнул.

– Охотница, которая умерла. Кем она была?

Тиратан покачал головой, прикрыл рот рукой в перчатке.