Почувствовала…

— Шербера, — выговорил Фир низким голосом, в котором проскальзывало рычание.

… и приняла.

— Убери руки, Олдин, — уже совсем человеческий голос, и Шербера поняла, что он обретает власть над собой. — Он признал ее. Он почуял ее.

Олдин отступил, разжав руки… и на мгновение ей стало не по себе от того, что он оставил ее — этот странный нечеловек, в котором было столько силы, готовый противостоять вместе с ней воину, который мог оторвать ему голову одной рукой.

— Фир, — снова сказала Шербера, не убирая ладони. — Фир.

Магия снова потерлась об ее своей огромной невидимой мордой, и руки Фира обхватили ее и притянули ближе, поползли вверх и забрались ей в волосы, чуть сжимая огненные пряди пальцами.

— Говори, Шербера. — Он не приказывал. Он просил. — Говори со мной.

— Первая кровь! — раздался голос чужого фрейле, и толпа взревела, заглушая рев дикаря, нанесшего ловкий удар.

Прэйир! Шербера дернулась, попытавшись отстраниться и повернуться к кругу, где шел поединок.

— Нет, Шербера! Я едва сдерживаюсь.

— Я хочу посмотреть, — сказала она, не отнимая ладоней. — Я хочу видеть, позволь мне.

Фир развернул их боком к кругу, и вышло как-то само собой, что она прижалась щекой к его груди, к теплой коже, под которой мурлыкал пустынный зверь его ярости — покорной ей, слабой женщине ярости того, кого не смогли бы удержать и десять мужчин, — и стала смотреть.

На руке Прэйира алел глубокий порез, его грозовые глаза были черными, лицо — холодным и сосредоточенным. Его противник рычал и пускал слюну, скаля острые иглообразные зубы — зубы хищной рыбы, отрастившей ноги и вышедшей на сушу. Меч в руке дикаря был покрыт кровью, как и его плечо. На мгновение глаза Прэйира и Шерберы встретились — женщина и мужчина, воин и магический сосуд, океан и побережье — а потом он отвернулся от нее и ударил с такой силой, что если бы удар достиг цели, то разрубил бы дикаря пополам.

Дзынь! — Камень зазвенел о камень.

Дзынь! — Запела песню смерти магия.

Дзынь! Дзынь! Дзынь! Клинки скрещивались и расходились так быстро, что глаз едва различал их движение. Шербера не отводила взгляда, следя за каждым выпадом Прэйира, за каждым мощным и свирепым блоком человека-рыбы, сжимающего меч чешуйчатыми руками. Обманное движение — и Прэйир, отпрыгнув, ударил. Меч со свистом рассек воздух и вонзился дикарю в бок. Хлынула прозрачная кровь, в воздухе повис запах тухлой рыбы.

Толпа взревела.

Шербера следила за битвой, как завороженная. Ее не пугал вид крови — она видела ее слишком много, не пугала рана на руке Прэйира — она видела куда более страшные раны. Она следила за тем, как ловко и сильно орудует мечом ее спутник, и представляла на его месте себя.

С мечом в руках. Сильную, способную защитить себя, отрубить руки любому, кто попытается причинить ей боль. Она бы тогда не позволила Сайаму даже дотронуться до нее, она бы тогда разрезала его горло и выпустила на землю поганую кровь во славу Инифри, а потом вонзила меч в его гнилое сердце и смотрела, как он умирает от ее рук… и пусть и она умерла бы следом.

— Если бы я только умела…

Шербера думала, что никто не услышит, но золотоволосый Номариам вдруг обернулся к ней и посмотрел на нее своими серебристо-лунными глазами, и по лицу его пробежала отчего-то болезненная судорога, которую он тут же попытался скрыть.

Прэйир сделал еще выпад, и дикарь, брызгая слюной и рыча, отскочил. Его меч дернулся сверху вниз, резко, сильно и целеустремленно — слишком ловко для существа без разума, — и Шербера вскрикнула, когда клинок взрезал бок Прэйира, оставив глубокую рану. Но тот лишь поморщился. Ушел от следующего удара и переместился, заставляя неповоротливого — обманчиво неповоротливого дикаря — кружиться, кряхтя от злости и досады.

— Убей его, Прэйир! — вдруг закричала какая-то женщина, и воины, доселе не поддерживающие ни одного из противников, вдруг словно опомнились.

— Убей! Убей! Убей! — разнеслось в воздухе со все нарастающей силой.

И Шербера могла бы поклясться, что слышит в этих голосах и южный говор.

Прэйир снова посмотрел на нее, на мгновение оказавшись лицом к ним, и его глаза охватили всех их: Фира, держащего ее в объятьях, пока пустынный зверь царапал его грудь изнутри и мягко пытался боднуть Шерберу в щеку, Номариама и Олдина, застывших вокруг них незыблемыми оплотами магии, Тэррика, стоящего у края круга с их стороны.

Он еще не был связан с ней, но их клятвы уже сделали их единым.

Он еще не чувствовал ее так, как чувствовал ее Фир, но не мог не осознавать ее присутствия — словно биение крыльев пустынной бабочки где-то рядом. Ее магия. Ее жизнь.

Дикарь зарычал и бросился на него, низко склонив голову, и мечи снова скрестились. Один, два, три сильных удара — и Прэйир попятился под напором чужой силы, уворачиваясь от взмахов, грозящих снести ему голову. Пригнулся, пропуская руку с мечом над собой, развернулся и оказался у дикаря за спиной. Его сильная рука обхватила толстую чешуйчатую шею, и в мгновение ока дикарь оказался в ловушке.

Он успел только дернуть головой, и, казалось, даже не понял, что произошло, а клинок уже взрезал толстое горло, и струя дурно пахнущей крови выстрелила в сторону наблюдающего за поединком чужого фрейле, окатив его с головы до ног и заставив воинов с того края круга отшатнуться назад с проклятьями.

Шербера могла поклясться, что Прэйир сделал это намеренно.

Он разжал руку, и дикарь упал лицом в песок. Приветственные вопли встретили воина, в очередной раз доказавшего свою славу — и право обладать своей акрай, и господин Тэррик объявил, что акрай Шербера остается верной своим клятвам и своим спутникам.

Она опустила лицо, скрывая чувства, но тут же вскинула голову, когда мысль о ране Прэйира обожгла ее. Ему нужна ее магия. Рана на боку была глубокой, кровь так и текла из нее, и наверняка ему больно. Она нужна ему.

— Шербера! — предупреждающе окликнул ее Фир, но она уже отпустила его и, забыв обо всем, пошла к кругу, едва ли не расталкивая стоящих на пути воинов.

Прэйир был ранен. Она была его акрай, и она могла помочь ему, унять боль, призвать магию, которая могла бы успокоить кровь и помочь ране затянуться быстрее. Она поможет ему. Она прикоснется к нему, и…

— Акрай с пламенными волосами! — Догнавший Шерберу голос звучал невозмутимо, словно чужой фрейле, произносящий эти слова,