спутники наверняка будут еще жестче и страшнее, чем Сайам и те, что владели ей до вчерашнего дня.

Она потеряет Фира. Прэйира. И остальных.

— Оденься, Шербера, — повторил Фир, когда она придвинулась еще ближе и переместила руку на его теплую грудь, глядя ему в лицо и ощущая быстрое биение его сильного сердца под ладонью. — Мне нужно идти. Как только все решится, я приду за тобой и провожу тебя в палатку фрейле.

Она без единого слова обхватила его руками, прижимаясь всем телом к его телу, утыкаясь лицом в изгиб шеи, потому что не могла смотреть ему в глаза, потому что знала, что ее тело некрасиво и похоже на испещренный надписями пергамент, и потому что она еще никогда не позволяла себе показывать и говорить о том, чего хотела сама.

— Овладей мной, Фир, — и он прерывисто вздохнул, обнимая ее в ответ, скользя огрубевшими ладонями по ее спине. — Во имя Инифри. Я прошу тебя это сделать. Я хочу, чтобы ты это сделал.

Его твердая плоть прижималась к ее животу, и Шербера знала, что он готов, что ему — мужчине, любому мужчине — трудно противостоять женщине, когда она так близко. И она уже дала ему клятву, а клятва акрай заставляла ее спутника хотеть ее сильнее, чем другую в войске.

— Овладей мной, Фир. Сейчас. Свяжи нас.

Она опустила руку, скользнула по животу, напрягшемуся от этого мягкого движения, пробралась пальцами под пояс сараби и коснулась его возбужденной плоти, и Фир почти зарычал ей в волосы:

— Проклятье Инифри, Шербера!..

И сдался.

Она сама не поняла, как снова оказалась на шухире, и Фир навис над ней, почти разрывая на себе сараби и выплевывая сквозь зубы проклятья. Он вошел в нее так резко, что она охнула от боли, хоть и ожидала ее и была к ней готова, и задвигался, быстро, тяжело — но ни он, ни она не собирались останавливаться, не доведя задуманное до конца.

— Все должно было быть не так, Шербера, — бормотал он, наполняя ее собой и отступая, — я обещаю… я обещаю, в следующий раз…

Они оба уже чувствовали окутывающую их магию. Серебристое полотно накрыло их обоих, и метка Инифри на руке Шерберы вспыхнула яркой болью, заставив ее застонать и сжаться вокруг Фира, и он тоже застонал, входя и выходя из нее все быстрее, сплетая вокруг них обоих связь, заставляя Шерберу все крепче и крепче вцепляться в его плечи и дышать все громче и чаще, пока магия наполняла ее жарким пламенем, в котором они должны были сгореть оба…

И наконец, сгорели.

Фир громко застонал и замер в ней, откинув голову и закрыв глаза, в которых плескались золотые искры. Золотистая метка вспыхнула на его груди, и в ответ на эту вспышку метка самой Шерберы снова полыхнула нестерпимым светом, заставив ее задохнуться и выгнуться дугой, шепча имя Инифри, пока магия прошивала ее насквозь золотыми иглами, связывая ее сердце с сердцем воина, обладающего сейчас ее телом.

Фир обхватил ее рукой и прижал к себе, удерживая на весу с такой легкостью, словно она ничего не весила, и она дрожала в его руках, ловя воздух ртом и пытаясь не потерять сознания от бушующего внутри магического смерча. Его резкое дыхание эхом отдавалось в ее ушах, сильное тело еще вздрагивало от магии и экстаза, и Шербера вдруг осознала, что ее пальцы, переломанные и плохо слушающиеся пальцы, вдруг как-то оказались в его темных волосах и вцепились в них и все никак не желают отцепляться.

Наконец, когда ее дрожь стихла и золотые пылинки перестали летать вокруг них в бешеном танце, он опустил ее на шухир и вышел из нее, оставив после себя легкую боль, которая почти тут же прошла. Шербера молча наблюдала, как Фир омылся в тазу и оделся, не сказав ни слова, и сердце ее замирало при каждом мимолетном взгляде, который он на нее бросал.

Она показала себя девкой, набросившись на мужчину, который ей не принадлежал?

Он жалеет о том, что поддался?

Она будет наказана?

Шербера прижала покрывало к груди так, словно оно могло защитить ее от того, что уже случилось, и Фир заметил это движение, и повернулся к ней.

Сделал два шага.

Опустился на колени на шухир, на котором она сидела, и посмотрел ей в глаза.

— Я сожалею о том, что пришлось причинить тебе боль. — Он не дал ей ответить, нетерпеливо дернув головой, когда она хотела заговорить. — Ты должна будешь присутствовать на отборе со мной сегодня.

Шербера молча кивнула.

— Ты теперь — моя акрай. Ты принадлежишь мне, и любой, кто попытается тебя у меня отнять, поплатится за это жизнью.

Она снова кивнула.

— Мне лучше пока не прикасаться к тебе, иначе я не уйду, — сказал Фир прямо и поднялся, и она проводила его взглядом до самого выхода из палатки, где он обернулся и посмотрел на нее. — Отдыхай, линло.

Она не знала этого слова, но не решилась спросить.

— День будет тяжелый для нас обоих.

Фир скрылся за пологом, оставив ее в одиночестве. Но оно продлилось недолго.

Глава 7

В южном войске было так много воинов. И они были такие шумные, хоть и не были пьяны и не праздновали победу; они просто шумели, потому что встретили своих и потому что устали от двух Жизней войны и чувствовали, что она подходит к концу. И тех, кто переживет ее, было много. Иногда Шербере даже не верилось, что их так много: сумевших избежать смерти в бою, смерти от лихорадки, которую несли зеленокожие, смерти от голода и холода…

Ее рука все еще болела, и мысли о том, что случилось в палатке, заставляли ее покусывать губу и искать Фира взглядом. То, что она почувствовала тогда, было не похоже ни на что, что Шербера чувствовала раньше. И она знала, что должно было быть в этих прикосновениях и этой приятной боли что-то большее, чем просто прикосновения и просто боль. «В следующий раз, Шербера», — прошептал в ее голове голос, и она оглянулась, чтобы увидеть стоящего возле палатки целителей Фира.

Почти сразу же его заслонили от нее люди.

Южные воины были так же суровы и яростны, как воины восходного войска, но сражения дались им тяжелее, и в последнем бою они потеряли кучу акраяр, и их вера в Инифри держалась на тонком луче солнца, выглянувшего из-за туч. Восходное войско должно было подарить им надежду. Акраяр