присутствующих невольно примерял подобную участь и на себя, внутренне содрогаясь от одной только мысли, чтобы повторить столь необдуманную дерзость и поднять руку на генерала или кого-нибудь из городской администрации.

Чего Голстейн, собственно, и добивался.

Когда Моккейли ранее спросил у него, выяснил ли он у нападавших, кто именно являлся заказчиком покушения, генерал только рассмеялся.

– Да плевать! Поверьте мне, губернатор, этот бедолага теперь будет потеть, бледнеть и гадить в штаны при любом стуке в дверь, при любом подозрительном шорохе, при каждой встрече с полицейским на улице! Разве можно придумать более изощренное в своей унизительности наказание? – Голстейн посерьезнел и кивнул в сторону окна. – Но, если вам все же интересно, то он наверняка уже сегодня-завтра постарается купить билет на тот караван, что стоит сейчас в городе, чтобы сбежать отсюда как можно скорей и как можно дальше. Если вдруг узнаете о каком-то испуганном и суетливом горожанине, причем весьма состоятельном, внезапно пожелавшем, побросав все дела, прокатиться через пустыню, то знайте – это заказчик и есть.

И точно так же можно было не сомневаться, что никому и в голову не придет организовать еще одно покушение, тем более, что желающих взяться за такую рискованную работу теперь пришлось бы искать очень и очень долго.

Даже удивительно, насколько эффективно сильный страх улучшает способность людей к усвоению преподанного им урока…

– С другой стороны, – продолжил генерал, обращаясь к притихшей толпе, – любое содействие, оказанное Империи в наведении должного порядка в Цигбеле и его окрестностях, будет достойно вознаграждено.

Теперь Голстейну уже не приходилось напрягать голосовые связки, чтобы быть услышанным. Казалось, что даже говори он шепотом, теперь его все равно услышали бы все до единого, кто присутствовал на площади.

– С завтрашнего дня здесь, в городской ратуше, начинает работу моя общественная приемная. Она будет открыта ежедневно, без выходных и праздников. Если я буду по какой-либо причине отсутствовать, то вас примет губернатор Моккейли. Мы готовы выслушать любые ваши предложения по налаживанию жизни города, а также сообщения о замеченных нарушениях и случаях непочтительного отношения к Империи и ее милостивым властителям, – генерал позволил себе короткую улыбку. – И, да, чуть не забыл. Ложные доносы будут караться.

Он развернулся, направляясь к дверям ратуши, но тут бледный и лоснящийся от пота Моккейли, которого перспектива близкого общения с жителями Цигбела испугала едва ли ни хлеще, чем проведенная только что жестокая демонстрация, ухватил его за рукав.

– Ин… Инспектор, – залепетал он, тыча толстым пальцем себе за спину, – а что нам делать с… с этими…

– Что? – Голстейн оглянулся на виселицу, где под легким вечерним ветерком чуть покачивались распотрошенные трупы. – Пусть повисят пока. Они все равно уже никуда не торопятся.

Глава 11

За целый день раскопок Вальхем так измотался, что, вернувшись домой уже в темноте, еле-еле осилил скромный ужин и сразу же завалился спать. Он уснул почти мгновенно, даже одеяло до конца натянуть не успел, и спал так крепко, что не слышал, как в потемневших небесах начало набирать силу глухое урчание. Да, бредя вечером по улице к дому, он видел, как на востоке облака то и дело озаряют молчаливые белые сполохи, но не придал этому большого значения.

И зря.

Близкий удар молнии сотряс дом так сильно, что Вальхема едва не сбросило с кровати. Спросонья он подумал, что началось очередное землетрясение, но гулкие отголоски недавнего разряда, еще раскатывавшиеся по небу, дали понять, что на деревню просто обрушилась очередная летняя гроза.

Порыв ветра распахнул окно, и в лицо дохнуло характерным металлическим запахом озона. По крыше забарабанили первые крупные капли.

– Не понос, так золотуха! – недовольно проворчала Хелема, заглянувшая, чтобы закрыть мотающуюся на ветру дребезжащую оконную створку. – Вторую ночь подряд поспать нормально не дают!

Она поправила сползшее на пол одеяло, заботливо подоткнув его края, и на прощание поцеловала сына в лоб.

– Ну все, не бойся, спи давай!

Но теперь сон, как назло, никак не шел, и Вальхем еще долго ворочался с боку на бок, прислушиваясь к громовым раскатам и плеску льющейся в бочку под окном воды.

Дождь – это хорошо, а сильный ливень – так и вовсе отлично! После хорошей грозы на склонах вокруг озера всегда появляются новые промоины, обнажающие скрытые в земле занятные штуковины. Кроме того, дождь немного очистит от песка вчерашнюю находку Вальхема, и, быть может, станет хоть немного понятней, что именно она из себя представляет. Выйти бы завтра пораньше…

И он снова проспал.

Что и неудивительно, учитывая, насколько тяжелым выдался день накануне. Умываясь, Вальхем даже поморщился от боли в натруженных ладонях. С такими руками особо много не раскопаешь, разве только поковыряться слегка получится. Вот же зараза! Не стоило вчера так уж сильно увлекаться.

Завтрак также не добавил оптимизма, поскольку вернувшийся с улицы Торп, словно желая испортить всем настроение и аппетит, поделился с Вальхемом и Хелемой невеселыми и даже пугающими новостями из Цигбела, которые поведал ему вернувшийся вчера вечером из города сосед.

– А я говорил, что ничего хорошего от этого столичного чинуши ждать не стоит! – кузнец обвел своих домочадцев угрюмым взглядом. – Кстати, знаете, кто он такой? Генерал Голстейн собственной персоной!

– Ого! – Хелема аж присвистнула.

– И он позавчера купил у меня тот самый нож, – Торп выглядел таким подавленным, словно это его деяние граничило с прелюбодеянием, лжесвидетельством или еще каким непростительным прегрешением.

– Легендарный «Бешеный бык», убивший Кольхерта и мою мать?! – продолжала недоумевать его супруга, распаляясь все сильней. – Какого черта он сюда вернулся?! Его ведь по старой памяти за первым же поворотом прирежут, всего делов-то!

– Прирежут, как же, – кузнец помрачнел еще сильней. – Одни умники уже попытались.

– И что?

– А ничего хорошего! – неожиданно резко огрызнулся он. – «Кровавый Папочка» у всех на виду вздернул их на виселице и самолично выпустил им кишки. Моим ножом, небось. После чего предельно вежливо объяснил, что сделает подобное с любым, кто встанет у него на пути.