«Личность не есть целостность, обусловленная генотипически: личностью не родятся, личностью становятся. Поэтому-то мы и не говорим о личности новорожденного или о личности младенца, хотя черты индивидуальности проявляются на ранних ступенях онтогенеза не менее ярко, чем на более поздних возрастных этапах» (Леонтьев 1983, т. 2, с. 196).

Выше мы писали, что смысл как деятельность создает общество-культуру. Та часть деятельности, которую ведет индивид, формирует его личность. Становление общества-культуры превращается в индивиде в становление личности:

«… Реальное основание личности человека лежит не в заложенных в нем генетических программах, не в глубинах его природных задатков и влечений и даже не в приобретенных им навыках, знаниях и умениях, в том числе и профессиональных, а в той системе деятельностей, которые реализуются этими знаниями и умениями» (Леонтьев 1983, т. 2, с. 202).

Здесь наверное, можно было бы сказать, что личность — это деятельное знание. «Знание — это действие, потому что исправление знания влечет за собой обновление нас самих» (Frisina 2002, p. 76). С этой точки зрения возрастание субъекта — как общества-культуры, так и личности — состоит в росте сложности знаний, их разделении, умножении и сложении. Когда Хайек вводил понятие «разделение знаний», он хотел выйти за пределы «разделения труда» как множества существующих видов деятельности. Разделение знаний по Хайеку — это множество всех возможных видов деятельности при данном состоянии общества-культуры, то есть множество (контр)фактов:

«Знание в данном смысле — это нечто большее, чем то, что обычно описывается как умения, и разделение знания, о котором мы здесь ведем речь, — это нечто большее, чем то, что понимают под разделением труда. Говоря короче, «умение» относится только к знанию, которое человек использует в своей профессии, тогда как то дополнительное знание, о котором нам надлежит иметь какое‑то представление, чтобы мы были способны высказать нечто о процессах в обществе, — это то знание альтернативных возможностей действия, которое человек непосредственно не пускает в дело» (Хайек 2020, с. 63).

Однако возможные виды деятельности определяются не только нашими знаниями. Личность не сводится к когнитивным функциям и технологиям. Принцип наименьшего действия не сводится к минимизации технологии, этот принцип касается смысла в целом. Наименьшее технологическое действие может повлечь за собой такие социальные и психологические потери и затраты, которые с лихвой перекроют любую экономию материальных усилий — в этом состоит, например, смысл морали, репутации и уголовного права (ср. Поланьи 2014, с. 59). Многие виды деятельности основаны не на знаниях, а на необоснованных и ложных представлениях, на творческих порывах, предрассудках и аффектах. «Наши моральные и эстетические схемы — это сложные конструкции, сочетающие широкое культурное наследие с плотной смесью абстрактных рассуждений и непосредственности конкретного опыта» (Frisina 2002, p. 14). Моральные и эстетические конструкции влияют на сознание и личность не меньше, чем когнитивные.

Множество деятельностей, которые ведет индивид, формирует в нем деятельную силу — личность и идентичность. Если личность обособляет индивида внутри общества-культуры, то идентичность встраивает его в общество-культуру, указывая, как вести себя в зависимости от позиции внутри социального контекста (см. Акерлоф и Крэнтон 2011, с. 13). Джордж Акерлоф и Рэйчел Крэнтон выделяют три ингредиента идентичности: «1) социальные категории, 2) нормы и идеалы, 3) потери и приобретения в полезности идентичности» (Акерлоф и Крэнтон 2011, с. 53). Согласно Акерлоф и Крэнтон, люди выбирают свою идентичность как в долгосрочном, так и в краткосрочном плане, причем выбор не обязательно является сознательным. Социальные категории — это социальные роли и группы, с которыми отождествляют себя индивиды; нормы и идеалы — это их внешние и внутренние идентификаторы; потери и приобретения — это способность адаптироваться к данной социальной роли (позиции) и вытекающая из этого польза или вред для индивида (Акерлоф и Крэнтон 2011, с. 21–23).

Когда экономисты пытаются распространить теорию полезности на человека и его деятельную силу, становятся очевидны пределы неоклассической теории. Сами Акерлоф и Крэнтон, говоря об идентичности, показывают, что ее нельзя свести к «потерям и приобретениям в полезности». В своей жизни человек не движется лишь потребностями существования, упорядоченными между собой утилитарными предпочтениями. Человек движется также нормами и идеалами, потребностями в общении и самовыражении. Полезности, нормы и идеалы не упорядочены между собой, зачастую они находятся в конфликте. Принцип наименьшего действия означает, что наряду с требованиями полезности человек учитывает требования справедливости и свободы. Свобода — это возможность и способность человека выбирать между видами деятельности. Смысл жизни складывается из тех смыслов, формирующих общество-культуру, которые выбрал себе человек. В своей деятельности человек руководствуется не функцией полезности, а функцией смысла, в которой полезность является лишь одним из аргументов.

Простыми примерами, когда человек может поступать вопреки собственной пользе, являются действия, совершенные по религиозным или этическим мотивам. Благодаря (контр)фактам человек выходит в сферу возможного. Становление личности приводит человека на край бытия и к страху смерти. Страх смерти — результат эволюции смыслов: «Знание смерти, непостижимой возможности того, что жизненный опыт закончится, есть данность, которую может сообщить только символическое представление» (Deacon 1997, p. 436). На краю бытия человек приходит к сверхъестественному и религии, религия представляет собой один из наиболее мотивирующих смысловых доменов в истории культуры.

Мораль является еще одним из смысловых доменов, который достался нам в наследство от традиционного общества. Мораль — это результат последовательного обучения многих поколений людей, то есть практика, лежащая между инстинктами и разумом. Мораль тесно связана с непосредственными эмоциональными, аффективными реакциями:

«Коль скоро мы сочли нормы морали традициями, которые прививаются человеку и которым он научается, а не врожденными инстинктами, то возникает немало интересных вопросов об их соотношении с тем, что принято называть чувствами, эмоциями или переживаниями. Например, хотя нормы морали и прививают, они не выступают непременно в виде свода эксплицитно выраженных правил, а могут проявляться, как проявляются настоящие инстинкты, т. е. как смутное неприятие действий определенного рода или отвращение к ним. Зачастую они помогают нам сориентироваться и сделать выбор: какому из врожденных инстинктивных влечений дать волю, а какое подавить» (Хайек 1992, с. 27).

Теория Дарвина об эволюционном происхождении эмоций привела Герберта Спенсера и некоторых его последователей к выводу, что в будущем человек