будет становиться всё менее эмоциональным (так называемая рудиментарная теория эмоций). Джеймс Скотт отмечает, что по мере одомашнивания и у людей, и у животных сжималась лимбическая система, отвечающая за выработку гормонов и за реакции на угрозы и другие стимулы, происходило снижение эмоциональности. Создание дома как культурной ниши приводит к тому, что культурные факторы отбора — способность уживаться с соседями по дому — начинают играть большую роль по сравнению с факторами, востребованными в природной среде (см. Скотт 2020, с. 102–113). Наверное, можно говорить об эволюции эмоций, при этом эмоции были и остаются важнейшим элементом мышления. Сама традиция является результатом не только обучения и культурного отбора, но и выбора, невозможного без эмоций и разума, она является ценностно-рациональным действием и его результатом, «основанным на вере в безусловную — эстетическую, религиозную или любую другую — самодовлеющую ценность определенного поведения как такового, независимо от того, к чему оно приведет» (Вебер 1990, с. 628). В отличие от неоклассической «полезности» смысл эволюционирует, его нельзя «максимизировать» здесь и сейчас, для его возрастания требуется процесс социально-культурного развития.

Присваивающее хозяйство представляло собой множество деятельностей, вытекавших из природной, естественной необходимости. Ритм и содержание человеческой жизни задавались ритмом и содержанием природных процессов. Индивид по существу не мог выбирать и не имел выбора в этом фиксированном множестве деятельностей. Переход к производящему хозяйству привел к двум большим изменениям.

Множество деятельностей возросло, для индивида появился выбор, кем быть, какие деятельности вести. Если первобытные технологии были относительно простыми и любой член племени обучался им и мог с той или иной степенью успешности их воспроизвести, то технологии аграрного общества носят более сложный характер. Во многих случаях крестьянин, ремесленник и воин не изучали и не могли воспроизвести те технологии, которыми владел другой из них.

Вместе с тем возрастание социально-культурного порядка привело к тому, что большинство людей оказались во власти другого человека, на смену природной пришла социально-культурная неопределенность, порождаемая государствами и социальными категориями:

«Невозможно преувеличить центральную роль закабаления (в той или иной форме) в развитии государств вплоть до недавнего времени. Как отметил Адам Хохшильд, в 1800 году примерно ¾ мирового населения фактически жили в неволе. В Юго-Восточной Азии все первые государства были рабовладельческими и работорговыми: до конца XIX века самым ценным грузом малайских торговцев в островной части Юго-Восточной Азии были рабы. Старики из “коренного народа” (оранг-асли) Малайского полуострова и из горных народов Северного Таиланда вспоминают истории своих родителей и дедушек-бабушек о страшных набегах работорговцев. Учитывая разнообразие форм, которые закабаление принимало в истории, возникает искушение предположить, что “без рабства нет государства”» (Скотт 2020, с. 181).

Возрастание смыслов при переходе от присваивающего к производящему хозяйству парадоксальным образом ускорилось и вместе с тем замедлилось. Возрастание деятельности вело к ускорению, возрастание порядка — к замедлению культурной эволюции. Вся история традиционного общества состоит в том, что очень медленно и постепенно все большая доля людей становится субъектом выбора. Почему этот процесс происходил так медленно? Дело в том, что условием для личной свободы является развитие личности, то есть сознания. Именно личная свобода, возможность выбирать за самого себя, является основным условием для возрастания смыслов и для ускорения этого возрастания:

«Локк утверждает, что “свобода людей в условиях существования системы правления” заключается в том, чтобы “не быть зависимым от непостоянной, неопределенной, неизвестной самовластной воли другого человека”. Неопределенность в целом и человеческое непостоянство в частности становятся главным врагом, который должен быть побежден» (Хиршман 2012, с. 92).

Говоря об усложнении мышления и сознания по мере культурной эволюции, мы не сводим это усложнение к разделению и сложению знаний, личности или идентичности — мы говорим о разделении и сложении деятельной силы. Разделение, умножение и сложение деятельной силы означает возрастание сложности субъекта — как отдельной личности, так и общества-культуры в целом. Приращение множества контрфактов, которыми оперируют общество-культура или личность, означает повышение энтропии источника смыслов, возрастание минимального субъекта.

Разделение деятельной силы является разделением смыслов в субъекте, наряду с рассмотренными нами ранее разделением деятельности и разделением порядка. В целом разделение, умножение и сложение смыслов приводят к тому, что сложность личности и сложность общества-культуры существенным образом расходятся. Личность ведет лишь часть тех деятельностей, которые ведет общество-культура и действует в рамках лишь части социально-культурного порядка. Вследствие возрастания смыслов общество-культура создает больше контрфактов и производит более сложные деятельности, чем могли бы создать и произвести отдельная личность или даже совокупность всех личностей, взятых по отдельности.

Выше мы видели, что смысл не сводится к минимальному действию, в нем имеются «избыточные» фигуры. Равным образом субъект не сводится к минимальному субъекту, в нем тоже всегда есть «избыточные» фигуры. Масса субъекта, длина строки из фигур или культурных битов, которая его описывает, зависит от массы смыслов, продуктом которых он является. Множество и масса деятельностей, необходимых для воспроизводства общества-культуры, значительно больше, чем множество и масса деятельностей, необходимых для воспроизводства составляющих это общество личностей. Множество и массу деятельностей, необходимых для воспроизводства общества-культуры, мы называем добавленной деятельностью, а множество и массу деятельностей, необходимых для воспроизводства составляющих его личностей, необходимой деятельностью.

Глава 3. Простое обращение: прибавочная деятельность и стоимость

1. Становление стоимости и денег

Кооперативное, административное и конкурентное обращение

На первобытной стоянке присвоение было неотделимо от потребления: охотники и собиратели потребляли там и тогда, где и когда они получали жизненные средства от природы. В неолитической деревне процесс сельскохозяйственного производства уже в значительной степени обособился по месту и времени от процесса потребления сельскохозяйственных продуктов: обрабатываемые поля были отделены от жилой части деревни, урожай хранился на постоянной основе для потребления в течение года. По мере развития ремесел, не связанных с производством продуктов питания, производство еще больше обособилось от потребления как по месту, так и по