вопила так, как Рейчел никогда в жизни не слышала. Шампунь пролился с волос ей на лицо. Там он смешался с тенями для век, румянами и ярко-розовой помадой и превратился в едкий, вонючий клей. Глаза инспекторши слезились, она почти перестала видеть дорогу. Фургончик завилял, инспекторша попыталась затормозить и взвыла, когда его занесло, и он съехал с дороги и влетел в придорожную канаву.

К счастью, после дождей канава оказалась переполненной густой болотной жижей, фургон застрял в ней и начал медленно в нее погружаться. Инспекторша во весь голос орала «Караул! Караул!». Из радио все еще с энтузиазмом громыхали патриотические песни, и Рейчел даже показалось, что текущие по лицу инспекторши слезы вызваны ее патриотическими эмоциями.

Мы будем любить тебя, пока не умрем…

– Рейчел!

Возглас Летиции пробудил Рейчел от легкого оцепенения. Они распахнули заднюю дверь и вывалились наружу.

На болотистой местности было тихо, но девочки услышали вдалеке шум мотора приближающейся машины.

– Скорей!

Они пригнулись и устремились прочь, разбрызгивая стоячие лужи. Рейчел обернулась и увидела, что инспекторша, все еще сидя в своем фургончике, смотрит на нее с ненавистью и ужасом, а лицо у нее похоже на размытый детский рисунок. Машина на дороге приблизилась, но, поскольку дорога была выше, чем место аварии, водитель проехал, не заметив черный фургон, наполовину утонувший в канаве. Радио в нем продолжало греметь, а с искаженного яростью лица инспекторши стекала косметика.

И Рейчел побежала через поля следом за Летицией.

Потом они шли через широкие открытые луга, переходя вброд попадавшиеся им на пути ручьи. Плоская болотистая местность тянулась во все стороны, и от обнаружения их спасали только редкие деревья, а порой и живая изгородь из боярышника, покрытого поздними весенними цветками.

Через какое-то время они добрались до местной железнодорожной станции. Девочки ждали на серой деревянной скамье, пока не прибыл поезд на Браву. Денег на билет у них не было, поэтому в вагоне они беспрестанно нервно озирались, боясь, что в него в любую минуту могут войти агенты тайной полиции Мальстайна и потребовать у них билеты и документы. Но никто не вошел.

Они не разговаривали. Волосы у них так до конца еще и не высохли, а приютские башмаки на деревянной подошве были пропитаны болотной грязью. День клонился к вечеру, они сидели в сонном пригородном вагоне. Семейство из четверых бедняков ехало в город – или на работу, или к родственникам. Одинокая старушка читала газету. Юноша с птицей в клетке спал. И девочки прибыли на центральный вокзал Бравы без единого происшествия.

На вокзале они прибились к семейству бедняков и шли рядом с ними, чтобы создать впечатление, будто они две сестры из той же семьи. Свои темные пальто они запахнули на груди, чтобы никто не увидел под ними приютские платья. Девочки прошли мимо охранников у барьера с независимым видом и, лишь усевшись в сквере в паре сотен ярдов от вокзала, перевели дух и осмелились заговорить.

– Мы убежали. Мы смогли убежать!

Похоже, Летиции побег придал храбрости. Ощущения же Рейчел колебались между глубоким облегчением, оттого что их не поймали, и осознанием, что ее путешествие еще только начинается.

Они сидели и обсуждали свои планы. Летиция знала, что Рейчел нужно попасть в Порт-Клемент. Для этого ей требовались деньги. Что же касается Летиции, она хотела лишь увидеть любимую маму, которая, насколько ей было известно, все еще жила у своего брата Бруно в западной части города.

А произошло вот что. Однажды вечером, когда Микель, отец Летиции, выходил из своей приемной, на улице его ожидал неприметный фургон. Из него вышли трое и, ничего не объясняя, затолкали Микеля в кузов и куда-то повезли. В фургоне его избили, потому что он якобы нарочно поставил президенту неправильный диагноз и внушил ему, будто бы тот неизлечимо болен.

После прибытия в центр предварительного заключения его вычеркнули из регистра врачей и сказали, что он государственный изменник и никогда больше не увидит семью. Его двое детей, Летиция и Густав, были также признаны врагами государства, поскольку вредоносные идеи отца наверняка повлияли и на их сознание. Детей забрали у беспомощной матери и поместили в приют до тех пор, пока они «не очистятся от идей отца».

Мать Летиции не стали арестовывать только при условии, что она никогда больше не увидит детей или мужа и переедет жить к своему брату Бруно, который, так уж случилось, был правительственным чиновником высокого ранга. Летиция подозревала, что дядя Бруно использовал свое влияние, чтобы его сестра избежала ареста и заключения в тюрьму.

Дядя Бруно жил в самой комфортабельной, западной части города, где селились все приближенные Чарльза Мальстайна. Там были окаймленные деревьями проспекты и прекрасные сады. Считалось, что людям из «города» туда ходить нежелательно. Летиция знала адрес. Они решили подождать до темноты.

Рейчел не могла не тревожиться. Если дядя Бруно действительно правительственный чиновник, то он, конечно же, моментально их выдаст, разве не так? И разве ему уже не позвонили из приюта, чтобы сообщить о бегстве Летиции? Насчет этого Летиция упрямо возражала.

– Дядя Бруно меня обожает, – провозгласила она с полной уверенностью. – Даже если ему позвонят, он никогда меня не предаст.

Рейчел ее слова окончательно не убедили, но какой у нее имелся выбор? У нее не осталось ни дома, куда можно было бы пойти, ни денег. У нее не было ничего. А она была нужна Роберту.

Девочки двинулись в путь в сумерках и шли всю дорогу пешком. Они уже много часов не ели, но из-за страха быть пойманными едва замечали пустоту в желудках. Время от времени из-за угла навстречу им выезжал полицейский фургон с мигалками. Рейчел инстинктивно хотелось спрятаться, но Летиция сказала, что лучше идти с высоко поднятой головой и не стесняясь, «как будто мы тут хозяева». Летиция проделывала такое легко. Рейчел старалась, как могла.

Без четверти девять они свернули на улицу, про которую Летиция сказала, что это «почти наверняка дорога к дяде Бруно». Рейчел подумала, что «почти наверняка» не есть «наверняка», но через несколько секунд подруга радостно подпрыгнула и ткнула пальцем.

– Там! Точно! Я узнала цветущие вишни. Ни у кого нет таких цветущих вишен, как у дяди Бруно!

Дом номер двадцать три действительно был прекрасным, высоким и белым, расположенным на отдалении от дороги за старой каменной стеной. Короткая подъездная аллея вилась между фруктовыми деревьями и экзотическими растениями. Но перед въездом на нее виднелся охранник у металлического барьера.

Летиция остановилась под кипарисом и стала разглядывать охранника.

– Жди здесь. Я пойду первой, – тихо сказала она. – Кажется, это Джордж, и тогда у нас все в порядке.

Он всегда покупал мне фруктовые тянучки, но родителям не говорил.

Она вышла