Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иногда в кокон, вырывая клок тепла, залетал ледяной ветер со снегом, тогда Риг, обнимал девушку и притягивал её к себе ещё крепче. Ну… чтобы подоткнуть отвёрнутый ветром кусок шкуры! А то иначе никак не получалось.
Янника, доверчиво прильнувшая теперь к горячей груди Рига, нежась в его твёрдых объятиях, болтала без умолку, пытаясь поделиться целым днём, проведённым без него. У юноши начались обязательные выпускные сборы, и видеться они могли только вечерами.
— Представляешь, — делилась Янника, скороговоркой, — счастья Гейту хватило ровно на три дня. Этого вполне достаточно! Но Айда рвалась и дальше улучшать, совершенствовать! А я не позволила! Так и сказала! Нельзя, Айда! Иначе Гейт слишком будет полагаться на свою удачу, а ведь она искусственная, мы лишь дали ему шанс выйти из ущелья живым. И ничего больше. И он не должен о этом забывать! Пусть над остальным сам трудится! Зато потом Айда из остатков сетки наплела браслетов и раздала всем перед контрольной. Ты не поверишь, Риг! Говорят, мэтра Копница чуть удар не хватил, когда весь наш класс получил у него по контрольной высший балл. Высший балл! У Копница! У всех!!! Теперь преподаватели думают, что у мэтра было временное помутнение, когда он нам отметки выставлял, — и довольная Янника захихикала.
Пытаясь устроиться ещё удобнее, она завозилась вся-вся и случайно рукой задела шею Рига, тут же уколовшись о холод:
— Ой, ой! У тебя там лёд за воротом! Дай смахну!
Риг нахмурился, поправляя воротник:
— Да ничего, — смутился он, — там немного, сейчас всё само растает.
Янника посмотрела на свою ладонь. Она была перепачкана чем-то тёмным.
— И волосы у тебя чумазые, — фыркнула она и рассмеялась, потому что уж очень забавное выражение сейчас появилось на лице Рига.
— Они не чумазые, — помрачневший было юноша расслабился и невольно улыбнулся, глядя на доверчиво сияющую Яннику, — это Дуська меня в княжича южных земель превращала. Пудру мамину для волос опробовала.
— Потакаешь ты ей!
— Да я вообще всяким милым девчонкам потакаю… Разве ты не знала? — его низкий голос проникал в самую душеньку.
Янника очень хотела уткнуться носом в тёплого Рига, но в это время ветер, рванув кокон, снова щедро сыпанул снегом, и девушка, глотнув раскрытым ртом холодную снежную морось, от неожиданности, закашлялась.
— Не вылезай! — это Риг тут же натягивал шкуру повыше, одной рукой смахивая с лица девушки горсть снега.
Он смотрел на Яннику так близко, и так нежно его горячая рука стирала колючий холод с её щёк, что девушка, замерла. Янника, скованная каким-то предчувствием, словно со стороны наблюдала, как в глубине мужских глаз разгорается, вспыхивая искрами то тут, то там неведомый огонь. Вот крепкая ладонь захватила нежный подбородок. Риг приблизился. Пахнуло со стороны жаром мужского тела. И его губы с тёмной полоской поверху осторожно коснулись нежно-розовых девичьих губ. И жаркое, рваное дыхание опалило кожу.
Глаза Янники заволокла странная пелена, сердечко заячье ухнуло. И остались сейчас в девичьем мире только эти губы, что прикасались к ней нежно, неумолимо и тревожно. Риг оторвался, с трудом удерживая рвущееся вперёд заполошное дыхание. И в нём самом как-то неожиданно резко не осталось ничего от того осторожного и нежного юноши, что Янника знала.
Взрослый, требовательный, сильный. Он даже словно выше стал на целую голову. Риг теперь обнимал лицо девушки двумя руками, забыв держать оборону от ветра и холода. Привстав, он развернулся, заслоняя собой от непогоды, не выпуская лицо Янники из своих ладоней. И резкий ветер, что пытался ударить их двоих, теперь изо всех сил рвал лишь его жёсткую спину. Риг тяжело дышал, и яркие всполохи теперь бесновались у него в тёмной глубине очей, пугая напором. Он прильнул к губам Янники снова, накрыв их, и теперь требовательно касался кончиком языка розовой впадинки между плотно сомкнутых губ, призывая открыться. Янника задрожала, задышав быстро-быстро. Рванулась из его рук, оставив вместо себя только снежную шкуру. Сапожки звонко процокали по ступенькам, и громко хлопнула, закрываясь, дверь.
В сенях, прижимая заледеневшие руки к горячечным щекам, Янника пыталась успокоиться. Она простояла так минут десять не меньше, пока сердце не перестало неистово стучать. Что скажет Хейдуша, если увидит?!
Но Старая вёльва ничего не заметила. Устала, наверное, вот и проглядела. Лишь протянула Яннике, когда та готовилась ко сну, скляночку мази.
— Что это, мама Хейди?
— Губы на морозе сохнут, девочка, смажь, чтоб не обветрили…
***
А рано утром в дверную щель вёльвиного дома просунули большое странное письмо без конверта. Сонная вельва, как всегда выбегавшая поутру с корзинками снеди, щурясь от недостатка света, развернула бумагу. Прочитала и громко рассмеялась, застонав.
— Что там, мама Хейди? — спросила разбуженная этим неожиданным странным смехом Янника.
Она только-только продрала глаза и не совсем понимала, почему всегда деликатная Хейдуша с утра так шумит.
Старая вёльва повернулась к ней и с каким-то невероятным выражением лица произнесла торжественно:
— Дуоссия Свенс скончаться изволила.
Янника вскрикнула от ужаса.
Но вёльва, добродушно посмеиваясь, протянула ей бумагу, на которой огромными корявыми буквами было написано: Никралох Дуси Свенс.
Глава 19
Старая Хейд собралась в дом Свенсов минут за пять. И ещё столько же тормошила-подгоняла Яннику. Недовольная девушка, которая ещё целых два часа могла сладко спать, ворчала:
— Хейдуша, ну зачем мы идём? Ну ясно же, это исчадие хротгарского подземелья развлекается!
— Давай, давай, — торопила её женщина, всё время посмеиваясь, — не будем разочаровывать благочестивую горожанку.
— Ну Хейду-у-уша!
— Быстро! Идём делать свою работу!
— Я убью эту Дуську!
— Не получится. Она уже мертва, — невозмутимость вёльвы пугала. –
Надеюсь, доченька, ты этого не забудешь?
— Чего не забуду? — ворчала хмурая Янника, через силу натягивая на ноги тёплые носки.
— Того, что Дуоссия Свенс покинула этот бренный мир.
Янника с абсолютно недовольным лицом мрачно пообещала:
— Не забуду! Ещё как не забуду! Я этой личинке подземного краса всё припомню.
— Ритуал будем соблюдать строго! — уже совсем другим, деловым тоном приказала Хейд, завязывая в сенях чёрную ленту на жертвенной ветви.
И Яннике ничего не осталось, как кивнуть. Эх, жаль, что хворостинки под рукой нет! Вмиг бы вернула этого ядовитого колобка на кривеньких ножках в мир живых!
В доме Свенсов ещё не горел свет и не было признаков никакого движения. Но на калитке, такой же корявый, как и письмо, висел лист с чёрным указателем: Дуся Свенс там. Не стучать!
— Ну-ну! — Янника злилась с каждым шагом.
Входная