меня не было друзей, я никогда никому не изливал душу, ни с кем не откровенничал. И теперь, когда это случилось в первый раз, я вдруг почувствовал себя слабаком.

– Прости, Петрович, что вывалил на тебя все это. Слишком уж это все… Не надо было мне…

Старик внезапно и резко взмахнул рукой, не дав мне договорить.

– Не удивил ты меня, Антоша. Что касается вампиров этих, так и мне пришлось их повидать в морге. Что? Выкусил? То-то же! Петрович многое в жизни повидал! Хоть и захолустье у нас, но нет-нет, да и случается какая-нибудь чертовщинка. Как-то, лет пятнадцать назад, привезли в морг труп. Девушка, целая и невредимая снаружи, за исключением небольшой царапинки на шее. Начал я с телом работать, а оно, представь, сухое, как у мумии, полностью обескровлено. Вены аж скукожились все! Ну я тогда, конечно, знатно поседел! И так, и этак ее вертел, пытался понять, что с ней случилось, куда делась вся кровь. А потом побежал к главному.

Знаешь, Антошенька, что мне главврач приказал сделать? Несложно догадаться! Он приказал мне поставить другую причину смерти, чтобы шум не поднимать. Я поставил, да вот только через неделю к нам такой же труп поступил. И так раз пять или шесть повторялось. Уж мы тогда с главврачом страху-то натерпелись! Поняли, что вампир по городу гуляет. Даже сами хотели идти этого кровопийцу искать, чтобы изловить его и дело замять, не доводить до огласки. Да потом как-то все само собой стихло. Видно, уехал вампир из нашего городишки.

Я слушал Петровича, раскрыв от удивления рот.

– Что же ты раньше никогда об этом не рассказывал? – спросил я.

– Да разве об таком кому расскажешь? – всплеснул руками старик, – У главных – у них статистика. Святое дело. Статистику портить, значит, себе заявления не увольнение писать. А мы люди подневольные. Расскажи такое – сразу в безумцы и запишут. Лучше тихонько помалкивать. Было и было.

Мы оба опустили головы, замолчали на какое-то время, а потом Петрович толкнул меня локтем в бок.

– Про девушку-то еще не сказал тебе свое мнение, если, конечно, тебе интересно. Ты не будь трусом, Антоша. Прими все, как есть и ступай за ней. Совершать подвиги – это, конечно, страшно, но терять любовь – это уж очень болезненно переживать. Другие, они уже совсем не такими будут, если есть в твоей жизни одна-единственная. Послушай старика, уж я-то знаю, о чем говорю.

Я снова покраснел и удивленно уставился на него.

– Она сама отказалась от моей любви, Петрович. Она взяла и прогнала меня! Сказала, что останется с Василиском! Зачем же я буду навязываться?

– Нет, это не она отказалась от тебя, а ты отказался от нее. Пусть все это звучит, точно сказка: вампиры, драконы… Но то, что делает этот самый ее Василиск – это ведь бесценно, Антоша. Он заблудшие души к нормальной жизни возвращает!

– Но вот ведь как выходит – заодно он принуждает всех очищенных вампиров до конца жизни подчиняться себе!

– Они не подчиняются. Они благодарят, причем, судя по всему, искренне, раз готовы умереть ради него.

– Получается, все одно к одному! Какая–то кабала, пусть и искренняя, – огрызнулся я.

– Это не ты говоришь, Антоша. Это твоими устами говорят обида и ревность. А может и страх! – тихо проговорил старик.

– Да, конечно, ты ведь меня лучше меня самого знаешь! – насмешливо воскликнул я.

– Не тебя, а себя, – вздохнул Петрович.

Он замолчал отвел глаза, лицо его стало грустным, на глазах блеснули слезы. Видимо, он надеялся, что я не замечу этого, но я заметил, и мне стало стыдно за то, что я, сам того не желая, обидел старика.

– Ты чего это, Петрович? Ну? – с тревогой спросил я, смущенно поправляя очки.

Он вдруг как-то странно, неестественно всхлипнул, прижал морщинистые руки к лицу и разрыдался.

– Я налью тебе чай, – растерянно проговорил я, – Ты выпьешь и придёшь в себя, успокоишься. Я наполнил чайник водой из-под крана, включил его, а сам промыл кружки и бросил в них по чайному пакетику. Залив их кипятком, я поставил кружки на стол. Петрович к тому времени уже вытер слезы и смотрел припухшими глазами прямо перед собой.

– Ты сам никогда не был зависим от чего-либо. И, вероятно, не жил с зависимым человеком. Да?

– Меня воспитывала бабушка. У неё были две зависимости – она не представляла жизни без вязания и без нравоучений, – попытался пошутить я, но вышло не очень смешно.

Петрович промолчал, а потом заговорил – эмоционально, страстно, брызжа слюной:

– Вот поэтому ты воспринимаешь зависимость, как блажь. Только это не блажь, не слабоволие, а самая настоящая болезнь. Я это тебе, как человек с зависимостью говорю. Если бы мне в жизни встретился человек (или не человек!), способный избавить меня от страсти к водке, я бы до конца своих дней целовал ему пятки. Я не шучу. Но такого человека, увы, нет.

Он встал, пошатываясь, дошел до своего пальто, висящего на вешалке у двери, порылся в карманах и достал оттуда очередную бутылку. Подойдя к столу, он налил рюмку до краев и тут же залпом выпил ее. Не выпуская бутылку из рук, старик сел на диван и, нежно поглаживая округлое стекло, сказал:

– Вот она, вся моя жизнь. В ней, в этой бутылке – все мои мечты, радости, цели, все мои прошедшие годы, Антоша.

Мне было больно смотреть на него. Петрович был умным, достойным человеком. При желании, он бы мог многого добиться в жизни, и, получается, он сам прекрасно понимал это. Я с трудом сглотнул ком, стоящий в горле и мешающий мне говорить.

– Самое печальное, что я ведь ничего не помню, Антоша. Ничего из своей жизни не помню – все растворилось в алкогольном дурмане. Ничего мне не остается больше, как допиться до смерти…

Лицо Петровича потемнело, густые брови сошлись в одну сплошную линию. Я подсел к нему ближе и похлопал раскисшего старика по плечу.

– Еще не поздно все исправить. Я помогу тебе! Хочешь?

Петрович тяжело вздохнул, посмотрел на меня мутными, почти прозрачными глазами и сказал:

– Хочу. Но при одном условии – если ты сейчас оставишь меня здесь одного и отправишься помогать своей возлюбленной. Ничего не бойся. Знай, что она нуждается в тебе, как никогда. Василиск василиском, а любимый мужчина – всегда самый смелый и сильный защитник. И помни, еще не родилась та женщина, которой не нужно рядом сильное мужское плечо!

От его слов все у меня внутри встрепенулось,