– Конечно.

Где Дэвиду Бишопу недостает искренних эмоций, там он прикрывается денежным эквивалентом. С тех пор как папа женился на маме Эр Джея, он прямо-таки задался целью выиграть его одобрение, словно это как-то докажет, что он не плохой отец. Это психологическое оружие, а сам он – подлый манипулятор.

– Наверное, стоит позвонить и сказать спасибо, да?

– За что? За попытку купить твое одобрение? Да пошел он.

Эр Джей все еще неуверенно смотрит на карту памяти.

– Тебе что, еще раз повторить? – ворчу я на приемного братца. – Тебе это все впервой, так что рассказываю: моему отцу на тебя абсолютно насрать. И на меня. И на всех остальных. Он приравнивает разбрасывание деньгами к проявлению нормальных человеческих эмоций, чтобы ему не приходилось, ну, ты знаешь, быть человеком. Не покупайся.

Как по заказу, звонит мой телефон.

Бросаю трубку в Эр Джея, потому что знаю, что отец продолжит трезвонить, пока он не отберет у меня мобильник. Сегодня у меня нет на это сил.

– Фенн? – спрашивает отец, когда Эр Джей включает громкую связь.

– Да, Эр Джей получил штуку. Он очень впечатлен. – Подбираю геймпад и начинаю играть за персонажа Эр Джея. – Передай чуваку в магазине, что он отлично справился.

– О, супер. Надеюсь, это то, что надо.

– Ага, – встревает Эр Джей. – Спасибо, Дэвид. То, что надо.

Боже, меня сейчас стошнит.

– Фенн, мы можем поговорить? – спрашивает папа.

– Занят.

Эр Джей вырывает у меня геймпад и впихивает мне в руку телефон. Сколько же от него проблем.

– Ладно, что? – спрашиваю я, убирая громкую связь и пересаживаясь к себе на кровать.

– Как ты? – Голос отца становится нервным, словно он ожидает, что я в любой момент взорвусь. – Хотел узнать, как у тебя дела.

– Ага, как же, – фыркаю я. – Чего на самом деле надо?

– Но мне правда интересно, – возражает он. – Я хочу знать, как ты.

– Почему, там что, Мишель рядом стоит? Да, пап, все хорошо. Мы оба прекрасно проводим время.

Он не реагирует на мой сарказм, чем делает только хуже, а продолжает гнуть свою линию.

– Слушай, я хотел еще раз уточнить по поводу нашего визита в школу. Есть у вас какой-то день, когда будет удобно? Можете прислать мне свое расписание.

– Ага, ага. Постучите по телефону дважды, если вас держат в заложниках. Стоит ли мне известить совет и прислать переговорщика?

– Феннели…

– Угу, да. Отлично поболтали, пока.

– Жопа ты, ты знаешь об этом? – неодобрительно смотрит на меня с дивана Эр Джей.

Я уже привык к этому.

– Ага, знаю.

Он продолжает играть, а я лежу в кровати и не могу заставить свой мозг заткнуться, чтобы хоть немного отдохнуть. Слоан считает, что я нарочно планировал испортить Кейси и сделать из нее такую же злобную, ни во что не верящую тварь, как все мы здесь. Но этого я хочу в последнюю очередь. Да, я рад, что она наконец-то дала отпор задирам, но Слоан права. Ей не свойственно быть громкой и идти на конфликт. Это говорит о пугающей перемене в ее характере, и виноват в этом исключительно я.

Мысль о том, что Кейси страдает, убивает меня. Знаю, что смог бы все исправить, если бы только поговорил с ней. Но она не отвечает на звонки, и я уверен, что Слоан уже пообещала мучительно расчленить каждого, кто рискнет мне помочь.

К отбою в моей голове царит полный кавардак. Там все так плохо, что я ничего не соображаю. Когда в коридорах становится тихо, а Эр Джей начинает храпеть, я вылезаю из кровати и одеваюсь.

Если Кейси не берет трубку, я заставлю ее увидеться со мной.

Глава 16

Кейси

Меня пронизывает вспышка иррациональной злости, когда легкий, неравномерный стук выдергивает меня из сна, который тут же растворяется в памяти, не успеваю я даже проснуться. Кажется, у меня там был акцент. Какой-то очень заносчивый и британский. Ну да, неудивительно, что я пыталась раскрыть какую-то загадку в духе Агаты Кристи, проведя всю ночь за просмотром старого черно-белого мини-сериала.

Так что просыпаюсь я с мыслями об убийстве и предательстве.

Проморгавшись в полумраке своей комнаты, смотрю на окно, от которого доносится резкий стук по стеклу. Уже знаю, что не понадобится, но, выбираясь из постели, я все равно залезаю под нее и достаю старую софтбольную биту Слоан, просто потому, что мне нравится ее держать.

В саду, за пределами кустов и череды фонарей с датчиками движения, стоит Фенн с натянутым на голову капюшоном и смотрит на телефон в своей руке.

На моем прикроватном столике вспыхивает уже мой телефон. Позволяю ему просто звонить, пытаясь понять, что он может такого мне рассказать, что мне захотелось бы услышать. Как он попытается истощить мою решимость. Потому что, честно говоря, я не прочь продолжать на него злиться. Вечно, если получится.

Экран гаснет.

Я вполне могла бы просто остаться стоять в тени, пока он не устанет и не уйдет, убедившись, что я вне его досягаемости, уже навсегда.

Но телефон вспыхивает опять и жужжит на столике. Наконец, мое любопытство заставляет меня ответить.

– Что? – холодно спрашиваю я.

– Мне нужно тебя увидеть. Прошу, Кейси.

От знакомого звука его голоса, глубокого, хриплого, сердце болезненно сдавливает. Раньше я любила, когда этот голос проникал мне в уши. А теперь от него лишь наворачиваются слезы.

– Если бы я хотела с тобой поговорить, я бы не стала выключать телефон на целый день.

– Могла бы заблокировать меня, но не заблокировала.

– Могу и заблокировать.

– Я поднимусь, – говорит он.

Подойдя к окну, я вижу, как он растворяется в тенях. Фенн уже хорошо знает, как избегать папиных датчиков движения, где на участке слепые зоны.

– Не надо, – тихо предупреждаю я. – Я закрою окно.

– Не закроешь.

Козел. Даже не знаю, что больше раздражает – его самоуверенность или то, что он прав.

– Если папа тебя поймает…

– Так не дай ему меня поймать.

Чтоб его.

Распахиваю окно, и через секунду Фенн заскакивает внутрь. Мягко приземлившись, он прислушивается, убеждаясь, что никого не разбудил. Ему везет, что наших собак не разбудишь и пушкой. Пятнадцать воров могли бы сейчас провалиться сквозь крышу на канатах, подобно спецназу, а Бо и Пенни бы даже не чихнули. Бо бы пошел и дальше грызть кость, а Пенни – валяться на своей мягкой собачьей кровати.

– Идиот, – ворчу я.

Довольный, что остался незамеченным, он встает и смеряет меня пронзительным взглядом, от