Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Мы уходили под мелодии полицейских сирен. Когда оперативники прибыли на место происшествия, Коча и амбалы уже пришли в себя. Злодеи жаловались как потерпевшие, в прочем не в первой. Похоже, из новостных сводок снова будет ясно, что общественность не готова в полной мере оценить наш героизм… Пока не готова».
УЗБЕКСКИЕ ДЫНИ
В восьмидесятые годы, мы каждое лето во время своих отпусков работали на Новосибирском овощехранилище. Занимались ремонтом складских помещений. Их необходимо было ежегодно красить, белить, готовить к зимнему хранению овощей и фруктов. Сейчас эта профессия называется «строительный альпинизм».
Был на этой плодоовощной базе механик, мужчина ниже среднего роста, полноватого телосложения. Он отличался от полных мужчин своим животом, который был у него не круглый и отвисший, как у большинства, а как бы, заострённый и сильно выпирал вперёд. Механизмов на овощехранилище было не много, поэтому механик целыми днями бродил по территории в рабочем костюме, засунув руки в карманы куртки, поддерживая свой живот. На овощехранилище ежедневно приходили со всего СССР вагоны с овощами и фруктами. Разгружать быстро их не успевали, поэтому вагоны стояли на путях по несколько суток. У этих вагонов были сопровождающие. Они, пока вагоны стояли под разгрузкой, жили в своих маленьких вагончиках-теплушках и охраняли свой товар. И вот однажды на овоще-базу поступили три вагона со сладкими узбекскими дынями. Поставили их под разгрузку и стали ждать они своей очереди. Чтобы овощи и фрукты не портились на жаре, двери вагонов были открыты. Механик, как всегда, бродил по территории и как раз проходил мимо этих вагонов с дынями.
Вдруг из вагончика-теплушки выскочили два человека и преградили ему путь. Это были молодые люди, узбеки, сопровождающие этот груз. Они грозно смотрели на механика. Один из них процедил сквозь зубы:
— Дыня на места палажи!
— Какая дыня? — не понял механик.
— Дыня палажи, каторые ты пад куртку наваравал!!
— Да не брал я ваши дыни! — возмутился он.
— Лутше сам палажи! — не унимались узбеки.
— Не брал я ничего, отстаньте! — механик тоже начал из себя выходить.
Но парни не унимались, они схватили его за руки и стали вытаскивать из-под куртки дыни. Каково же было их удивление, когда никаких дынь там они не обнаружили. Под курткой был большой острый живот. Парни отпустили руки механика и стояли перед ним растерянные, не зная, что сказать. Народ, который всю эту сцену наблюдал со стороны, дружно хохотал. Механик, не сказав ни слова, быстро пошел в свою каптерку. Парни-узбеки растерянные, тоже молча, забрались в свой вагончик-теплушку. Долго после этого случая сотрудники овоще-базы при встрече с механиком спрашивали его шутливо: — «Дыня на места палажил»? Механик злился на них и отвечал грубыми словами.
ТРЕТИЙ ДЕНЬ В САНАТОРИИ
Послышались шаги в коридоре… Кажется, это Васька. Сто процентов. Шаркает стоптанными набок сапогами и вертит связку ключей на указательном пальце. Отпирает дверь соседней камеры. Крики, ругань, пауза… Кажется удары. После глухих шлепков слышатся сдавленные стоны.
Ещё, кажется, удары. Дверь соседней камеры с грохотом запирается. Стоны в полный голос, причитания, угрозы вполголоса.
— Что сказал? — Васька орёт через дверь камеры из которой только вышел, — Мало тебе? Сейчас вернусь, добавлю!
Слышно: дверь соседней камеры опять гулко отворилась. Кажется вернулся, добавил.
Новый сосед получил прикладом, сапогом, кулаками. Куда попало. В живот, по спине, по голове. Это я знаю точно. Сам был на его месте всего три дня назад. У Васьки такой метод знакомства с вновь прибывшими. Очень вероятно, что сейчас сосед корчится от боли на полу, в бессилии и обиде, не понимая, за что страдает. Бедолага… Дальше будет хуже.
Но не до сопереживания сейчас. Васёк подходит к двери моей камеры. Знаю, что заглядывает через щель. Стою, глазами в пол, стараюсь изобразить на лице отсутствие всякого выражения, прикидываюсь каменным истуканом. Помню, что слишком дерзкий или чересчур расслабленный вид его злит. И уж не дай Бог, улыбаться. Зайдёт вальяжной походкой, с ухмылкой на мерзкой морде и, встав напротив, неожиданно врежет под дых. «Думал, в сказку попал?» — любимая его поговорка. И сразу удар ладонями по ушам, — «Я научу тебя Родину любить!».
Вот так… Теперь, этот жалкий неудачник, стрелявший у меня сигареты при каждой встрече, слабым голосом жаловавшийся на то, как мать, и бабка, и тётка, и напарник на работе, и сосед, и сын соседа его мучают, Васька-лошара, пугавшийся каждого шороха в подъезде… Да что теперь вспоминать эти подробности? Кажется, все мы получили хороший урок и своими глазами увидели старый сюжет: классический случай превращения ничтожества в тирана. А некоторые, особо «везучие» граждане, такие как я, даже прочувствовали на себе, на своих рёбрах и почках то, как мстит посредственность за каждый миг своего прошлого позора.
Васька — тот самый мямля с нашего подъезда и жалкая размазня, сейчас уставился в смотровую щель двери и ищет, к чему придраться, упиваясь собственной властью. Знает, что я знаю, что он смотрит. Знает, что я знаю, что он знает, что я знаю. Блин! Кажется, я улыбнулся опять. Зазвенели ключи на связке, заскрежетал механизм замка, сердце ушло в пятки. Когда бьют, невозможно сохранить достоинство. Как не старайся, больно и гадко. Сознание потерять что ли? Очнуться бы в углу камеры, как вчера вечером.
— Что лыбишься?
Ну точно, встал напротив! Злые маленькие глазки, мерзкая ухмылка. Инстинктивно подаюсь назад, руки тянутся к животу…
— Стоять ровно! Руки вниз!
А руки-то не слушаются, не могу не закрываться. Точнее, организм не может — инстинкты.
— Третий день в нашем санатории этот. Смотри, уже совсем расслабился на казённых харчах. — Вася говорит в сторону. Я приподнимаю голову и вижу ещё одного человека за его спиной. — Любопытный? Кругом! Мордой к стене! Руки за спину! — орёт Васёк.
Разворачиваюсь и немедленно получаю удар по почкам, потом, носком сапога между ног, потом по голове кажется, потом не помню.
Хорошо с головой у меня. Такая интересная функция есть. Чуть удар пропустил, брык — и отключился. Ещё с подросткового возраста, когда ходил заниматься в секцию единоборств. Удар в голову, затемнение, открываешь глаза уже в раздевалке и видишь испуганные лица ребят и побледневшего тренера. И не больно,