Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я в растерянности хотел было его остановить, так как он прекрасно резонировал с нами; что-то более сильное, чем дружеское знакомство, объединяло меня с новым другом, и я признал это с нашего первого же контакта; но мне не удалось остановить его.
Кальдераро резко сдержал меня, заметив:
— Оставь его, Андрэ. Проводим его. Мы не должны забывать, что Марцело ещё не полностью исцелён.
Указывая на сущностей-провокаторов, которые держались от нас на коротком расстоянии, он продолжил объяснения:
— Простое приближение врагов из другого времени меняет его ментальное состояние. Боязливый, угнетённый, он боится возвращения в болезненную ситуацию, через которую он прошёл много лет назад в низших сферах, и с поспешностью ищет своё физическое тело, как единственное прибежище, которым он располагает перед лицом неминуемой грозы.
Бродячие духи ретировались, и мы вновь оказались внутри дома, где нашли молодого человека, охваченного конвульсиями.
Я принял его на руки, как если бы он был моим сыном.
Интенсивность приступа спала, хотя приступ ещё не прошёл. Я поднял глаза на ориентера в молчаливом вопросе. Почему вдруг такое расстройство? Комната Марцело оставалась изолированной от прямого контакта с низшими сущностями. Мы втроём вели созидательный разговор. По какой причине случилось это расстройств, если мы находилось в здоровой атмосфере священных мыслей?
Инструктор благожелательно посмотрел на меня и посоветовал:
— Осмотри органическое поле, в особенности мозг.
Я заметил, что обычный свет эндокринных центров поблёк, и только эпифиз излучал необычный свет. В головном мозге было полнейшее расстройство. Из самых высоких зон мозга исходили лучи ментального света, которые, так сказать, бомбардировали улей клеток коры головного мозга. Различные двигательные центры, включая центр памяти и разговора, оставались в хаосе, без движений. Эти анормальные лучи света проникали в самые глубины мозжечка, разрушая пути баланса и изменяя мышечное напряжение; они являлись причиной странных трансформаций нейронов, погрузившись в серую нервную систему, аннулируя деятельность волокон. Аппарат головного мозга оказался полностью заторможенным. Двигательные зоны, исхлёстанные ментальными искорками, потеряли порядок, дисциплину, самоподчинение, уступая наконец из-за отсутствия энергии. В течение этого времени Марцело-дух крутился в тревоге, противопоставленный Марцело-форме, узнику, без органического подсознания, охваченному конвульсиями, которые угнетали моё сердце.
Осмотрев всё это, я спросил у Кальдераро:
— Как объяснить всё то, что произошло? В конце концов, наш друг находится не в руках развоплощённых преследователей, а в нашей доброй компании.
Ориентер, занятый теперь оказанием магнетической помощи, вмешался, чтобы восстановить баланс, прося подождать его несколько минут. Скоро он победил дисгармонию. Окутывая его ментальную область флюидно-бальзамическими выделениями, Марцело успокоился. Катастрофа была остановлена. Скоро возобновилась деятельность мозга, исчез образ беспорядочного движения. Нервные клетки возобновили свою работу, проходные пути нормализовались, эндокринная система заработала в обычном ритме, резервы стимуляции восстановили своё обычное служение.
Растерянный и угнетённый, Марцело погрузился в глубокий сон, потому что Кальдераро счёл необходимым предоставить ему больше отдыха, помешав ему вернуться в своё периспритное тело в первые минуты покоя, которые последовали за сильным приступом.
Осматривая молодого человека, лежащего в своей постели, инструктор благожелательно взглянул на меня и спросил:
— Ты помнишь об условных рефлексах Павлова?
Как мне было не помнить о них? Да, я помнил об этом знаменитом опыте, сделанном на собаках, опыте, который стал практиковаться в других феноменах.
— Так вот, — спокойно продолжал Кальдераро, — случай с Марцело находится в созвучии с теми же принципами. Во время своих прошлых существований он много раз ошибался, и угрызения совести, очень требовательные силы на службе Божественного Закона, сохранили его сознание, как стоящего на карауле часового, отдавая его врагам на низших планах и ведя его к сбору урожая шипов, посеянных им, сразу же после потери своей физической оболочки в один из самых интенсивных периодов духовного падения. Вследствие подобных заблуждений он бесцельно шатался, расстроенный, с больной душой, беззащитный перед господством над ним своих бывших жертв. Он посеял беспорядок в периспритных центрах, закрыв их очень надолго. С помощью великого инструктора, который ходатайствовал за него, он возродился более спокойным для важной искупительной работы. Однако ценная помощь, полученная извне, не может коренным образом преобразить его внутреннюю ситуацию. Он был освобождён от безжалостных противников, которым он должен был бы отныне помогать; несмотря ни на что, периспритный организм всё ещё хранил воспоминания о разногласиях, пережитых вне плотного тела. Двигательные зоны Марцело, подчеркнул любезный ориентер, символизируя обитель «сознательных сил», представляют собой в его сегодняшней работе «выздоравливающую духовную область», подобно чувствительным шрамам физического тела. Приблизившись к старым своим противникам, молодой человек, который ещё не обрёл полной уравновешенности, стал объектом жестокого психического шока, при котором чувства становятся безумными, удаляясь от необходимой гармонии. Дезориентерованный дух покидает своё руководство периспритным организмом и физиологическими элементами облекается в отклонившиеся состояния, растрачивает свойственные ему энергии в хаотических движениях; эти энергии начинают тереться друг о друга и излучать радиацию низкой частоты, примерно подобную той, которая распаляет галлюцинации его жертв. Эти разрушительные излучения захватывают тонкую материю головного мозга, овладевают центрами головного мозга, расстраивают центры памяти, говорения, слуха, чувствительности, зрения и бесчисленные другие центры управления различными стимуляциями; таким образом, перед нами «великое зло» с помпезной симптоматологией, определяющей конвульсии, в которых физическое тело в прострации, побеждённое, похоже, скорее, на лодку, влекомую течением реки.
Объяснения Кальдераро наполнили меня уважением к моральным основам жизни. Я понимал теперь невозможность психиатрии действовать без понятий духа. Я вспомнил вековую борьбу между философами и психологами, спорившими о нормах помощи для умственно отсталых. Месмер и Шарко, Пинель и Брока прошли передо мной в воспоминаниях, обогащённых новыми знаниями.
Пауза в объяснениях длилась недолго. Я должен отметить, что с самого первого часа наших бесед подобные паузы стали обычными. Кальдераро, казалось, хотел дать мне время поразмышлять над его концепциями.
Отвечая на мои внутренние вопросы, он продолжил:
— Невозможно претендовать на излечение сумасшедших силой исключительно объективных средств. Необходимо проникать в душу, открывать сердце личности, улучшать эффекты, идущие на помощь причинам; и как следствие, мы не восстановим больных тел без помощи Божественного Врача душ, которым является Иисус Христос. Физиологи всегда будут много делать, пытаясь исправить дисфункцию клеток; однако, необходимо исправлять причины расстройств. Случай Марцело — это только